Фантом
Шрифт:
– Чэловек, нэ способный принэсти сэбя в жертву науке, нэ может внэсти никакого вклада!
В зале захлопали.
Петр Петрович застучал молоточком по тарелочке. Оживление стихло. Следующий свидетель был из того же КБ, один из бывших подчиненных Антона Варфоломеевича. Узнал он его не сразу.
– Через год после института и прихода к нам Баулин стал руководителем группы, еще через полтора начальником сектора, в котором я работал.
– Все это происходило во время написания гражданином Баулиным кандидатской
– Да, - свидетель уточнил, - во время ее написания мною и еще двумя сотрудниками подчиненного ему сектора.
– Это бездоказательно!
– выкрикнул со своего места Антон Варфоломеевич.
На что Петр Петрович не среагировал вообще, а свидетель вытащил из большого потертого портфеля пухлую папку и положил ее перед председательствующим.
– Прошу провести графологическую экспертизу, - сказал он.
– В этом нет нужды, - откликнулся голос ниоткуда.
– А я настаиваю!
– заявил со своего места Сашенька.
"Идиот!" - мысленно простонал Антон Варфоломеевич. Крыть ему было нечем. От Сашки-адвоката помощи, судя по всему, ждать не стоило.
– Я прошу назначить другого адвоката, - заявил он, приподнимаясь над перилами.
Петр Петрович согласно кивнул, и вслед за этим неожиданно появившийся человек в медной каске и форме пожарника подбежал к Сашке и, не считаясь с тем, что тот является не только доверенным лицом, но официальным представителем, пинками согнал его с адвокатского места, тем же способом прогнал по проходу и вытурил из зала, после чего вышел и сам.
На помост нехотя, оглядываясь по сторонам, взошел зам. Чувствовалось, что роль адвоката была ему чем-то неприятна. Антон Варфоломеевич подумал: "Час от часу не легче!" - но отводить вторую кандидатуру не решился.
– За время работы в КБ, - продолжил председательствующий, - гражданином Баулиным было сделано двенадцать изобретений и...
– он заглянул в дело, лежащее перед ним, - и написано четырнадцать научных статей, так?
– Вопрос его был обращен все к тому же свидетелю.
– Так, - подтвердил тот.
– Ну и как же вы относитесь к этому - факт налицо?
– Налицо факт использования служебного положения, - ответил свидетель, - а отношусь я к этому так же, как и к упомянутой диссертации, - Антон Варфоломеевич ставил только свою подпись. Правда, следует отдать ему должное - частью премиальных и гонораров за статьи он делился с нами.
– То есть с теми, кто выполнял за него...
– Петр Петрович замялся.
– Да.
– Мне кажется, что в свидетеле говорит обычная зависть мелкого исполнителя к человеку большой науки, - подал свой голос зам.
Свидетель оторопел, растерялся, видно было, что ему не часто приходилось участвовать в подобных процессах, да и вообще в словопрениях. Выручил его все тот же голос ниоткуда:
– О зависти мы поговорим позже, вернемся и к этому вопросу, как и к взяточничеству.
– В конце концов, кто тут председатель?!
– возмутился Петр Петрович.
– Почему вы постоянно прерываете ход заседания?
– Страницы сто пятьдесят четвертая тире двести восемьдесят шестая дела подсудимого, - ответствовал голос, - ознакомьтесь с ними повнимательнее, уважаемый Петр Петрович.
"Все раскопали!" - с горечью подумал Антон Варфоломеевич, пока председательствующий копошился в деле. Сам он почти забыл обо всех этих историях и искренне считал все труды только своими и ничьими иными. Но память настойчиво нашептывала ему - неправда, Антон, неправда, и свидетель, и голос правы, тем более что это твой же голос. "Как это мой?!" - перепугался Антон Варфоломеевич, никогда не страдавший раздвоением личности. Ответа не последовало.
– Жертвэнность, наука трэбуэт жертвэнности!
– выкрикнул с места масленоглазый усач.
– Бэз жертвы нэт истинного ученого!
– Я вас выведу из зала, - спокойно предупредил его секретарь суда, и усач замолк, завертел головой, ловя одобрительные взгляды.
Антон Варфоломеевич готов был сорвать с ноги ботинок и запустить им в масленоглазого. Но не смел. Приходилось перетерпевать все.
– Впустите следующего свидетеля!
И снова все смешалось в голове у Баулина - говорили что-то о покровительстве, о втирании очков в отчетах и справках, о злоупотреблениях. Говорили без передышки один свидетель за другим - казалось, весь белый свет восстал против Антона Варфоломеевича. Когда речь зашла о его докторской диссертации, Антон Варфоломевич с удивлением обнаружил, что рядом с ним на скамье оказался сидевший минуту назад в зале профессор Тудомский.
– Перерыв, - закричал Баулин, - прошу перерыва - я не могу больше выдерживать всего этого!
Петр Петрович насупил брови, помедлил и, пожав плечами, сказал:
– Суд удаляется на совещание. Перерыв.
Хлопанье сидений кресел, хруст затекших ног, оживленный говор - все сразу же заполнило зал. Народ повалил к выходу, и оттуда потянулся сигаретный дым.
Антона Варфоломеевича и Тудомского увели в маленькую комнату без окон. Между собой они не разговаривали. Охранники встали у дверей.
Чем все это закончится, Антон Варфоломеевич не мог даже предположить. Но хорошего ждать не приходилось. Он сел на стул в углу комнаты и постарался расслабиться, как его учил целитель, представить себя этакой легкой тучкой в прозрачном голубом небе. Но как он ни старался, воспарить ему не удавалось. Одно успокаивало - тишина в комнате. После затянувшейся говорильни она казалась блаженством, ниспосланным свыше. Сколько времени будет длиться перерыв, Антон Варфоломеевич не знал, но ему хотелось, чтобы он длился вечно.