Фантомас
Шрифт:
Спасибо, вот спасибо, хозяюшка…
Растроганная Луиза протянула Бузотеру большой кусок хлеба, который тот проворно засунул на дно своей объемистой котомки.
И тут же продолжал:
– Интересно, что тот малый плетет сейчас следователю? Небось, несладко ему приходится. Сразу видно, что он не умеет ладить с судейскими.
То ли дело я! Как завижу какого-нибудь стручка в черной мантии, сразу делаюсь паинькой, просто во рту сладко, и знай себе повторяю: «Да, господин судья? Вы совершенно правы, господин судья!» Они и рады… Они ведь к вечеру просто больными себя чувствуют, если за день не засадят в кутузку ни одного честного человека…
Тут главное – не возражать. Тем более, что все равно бесполезно.
Ну, а потом встает прокурор и как рявкнет: «Стой смирно, Бузотер, и слушай приговор!», как будто, если обращаться ко мне вежливо, то я хуже слышу. Ну, я подбираю брюхо и ем его глазами, а он навешивает мне – две недели, три недели – по-разному бывает…
А мне что, я не в обиде!
Тут в кухне снова появился бригадир и сообщил Моррану:
– Похоже, зря мы с ними возились. Первого отпустили, а что касается этого неряхи, то господин де Пресль считает, что на него нечего тратить время.
Бузотер просиял:
– Выходит, мне можно сматывать отсюда?
Однако ликование его тут же прошло, и он с беспокойством взглянул в окно, за которым уже начинал накрапывать дождь.
Бригадир не смог удержаться от улыбки.
– Ну нет, мой милый, тебе придется-таки отдохнуть в кутузке. Или ты забыл про кролика, которого слямзил у мамаши Шикар? Так-то, Бузотер. За такие поступки положено отвечать.
Давай-ка, собирайся!
День стоял неласковый, пасмурный, хмурый.
Шарль Ромбер и его отец с самого утра уныло бродили по коридорам замка, не зная, куда себя деть, и лишь после обеда им наконец нашлось занятие. Вместе с Терезой и баронессой де Вибрей они уселись за огромный круглый стол и принялись надписывать на бесконечном множестве конвертов с траурной каймой адреса родственников или знакомых маркизы де Лангрюн.
Похороны несчастной были назначены на завтра, и отец с сыном, разумеется, собирались на них присутствовать. Баронесса де Вибрей долго упрашивала Терезу переночевать у нее в Кереле, но безуспешно…
Прочитав в газетах всевозможные слухи и сплетни о драме в замке Болье, Этьен Ромбер обратился к сыну необычайно серьезно:
– Поднимемся наверх, мой мальчик. Нам необходимо поговорить.
Они поднялись на второй этаж. Дойдя до спальни Шарля, господин Ромбер, казалось, заколебался. Потом, словно приняв внезапное решение, вошел в комнату сына, явно предпочтя ее своей.
Шарль Ромбер, донельзя подавленный и утомленный всеми неожиданно свалившимися на него событиями, начал устало раздеваться. Отец подошел к нему, сдавил руками его плечи и глухим голосом приказал:
– Признавайся же, несчастный! Признавайся мне, твоему отцу!
Шарль отступил, страшно побледнев:
– В чем?!
Отрицательный возглас, казалось, застрял у него в горле. Этьен Ромбер сделал шаг вперед и еще сильнее сжал плечи сына:
– Признавайся! Ведь это ты, ты убил…
Шарль закрыл лицо руками:
– Я? Убил? Кого?!
Отец продолжал смотреть ему в глаза бешеным взором. Наконец до Шарля Ромбера дошло, в чем его обвиняют. Он выпрямился и воскликнул:
– Как? Вы считаете, что я убил маркизу? Это гнусно, бесчестно, чудовищно!
Лицо его подергивалось.
– Но ведь это так! – процедил его отец, по-прежнему не отрывая от сына горящего взгляда.
– Нет! Нет!
– Да! – настаивал Этьен Ромбер.
Они стояли друг против друга.
Наконец Шарль выдавил:
– О, Господи! И это вы, вы, отец, обвиняете меня в этом!..
Глаза юноши остановились, на лице был написан ужас. Господин Ромбер отпустил его плечи и сделал несколько шагов. Потом положил руку сыну на лоб и помотал головой, словно пытаясь отогнать кошмар, туманивший его разум.
Он произнес:
– Господи, мой бедный мальчик… Надо успокоиться и хорошенько подумать.
Не знаю, как это объяснить, но еще вчера утром, на вокзале, я что-то почувствовал… Это было предчувствие чего-то ужасного. Ты выглядел таким усталым, бледным, глаза затуманены…
– Но, отец, – проговорил Шарль бесцветным голосом, – я ведь вам уже объяснял, что плохо спал ночью. Я ждал встречи с вами.
– Черт побери! – раздраженно воскликнул Этьен Ромбер. – Это я прекрасно помню!
Итак, ты плохо спал ночью. Как ты тогда сможешь объяснить, что ничего не слышал?!
– Но ведь Тереза тоже не слышала…
Господин Ромбер грустно усмехнулся.
– Комната Терезы, – сказал он, – находится гораздо дальше. А твоя отделена от спальни бедной маркизы всего лишь тонкой стеной. И если ты был здесь, ты должен был что-то слышать!
Шарль перевел дух:
– Так что же, вы пока единственный, кто считает меня виновником этого злодеяния?
– Единственный? – прошептал его отец. – Как знать… Пока – может быть…
Но должен тебе сообщить, друг мой, что вечером, который предшествовал преступлению, ты произвел чрезвычайно неблагоприятное впечатление на друзей маркизы. Тогда еще судья Боннэ рассказывал вам о деталях убийства, которое произошло в Париже… Я уже не помню, кто его совершил. И ты проявил весьма странный интерес!
Юноша застонал:
– Значит, они тоже меня подозревают?
Он снова схватился за голову, но вскоре лицо его прояснилось:
– Отец, но эти обвинения беспочвенны! Ведь нет никаких фактов! Никаких доказательств!
– Увы, есть. И тебе трудно будет их опровергнуть… Слушай внимательно.
Этьен Ромбер встал, и Шарль машинально сделал то же самое.
Отец и сын снова смотрели друг другу в глаза.
– Так вот, Шарль. В ходе следствия было установлено, что в ту роковую ночь никто не мог пробраться в замок снаружи. Таким образом, ты единственный мужчина, который ночевал внутри, к тому же по соседству с маркизой.