Фантомы – желанные гости
Шрифт:
Роголев и Ликнова понимали, что существовать, не ведая о том, что происходит и когда-то происходило в тебе самом, не так уж и легко. Да и надо ли? Но прекратить своё существование невозможно, уйти в так называемое небытие нельзя. Его не может быть потому, что оно явление не материальное и абсолютно беспредметное и, значит, не живое. А поскольку ничего мертвого в Мироздании нет, получается, что и малейшей надежды на то, чтобы стать ничем, нелепы и смешны.
Они, в отличие от тех, кого встречали в этом странном мире, знали и помнили о себе всё. А самое главное
– Я очень надеюсь на то, что мы выберемся отсюда и обретём прежний вид, – сказал Дмитрий. – А как ты считаешь, Майя?
– Я уже никак не считаю, – ответила она. – Мы постоянно задаём друг другу один и тот же вопрос. Но разве жалкое привидение может иметь собственное мнение?
– Может и должно.
– Пусть так. Но, наверное, надежд все меньше. Радует только то, Дима, что ты рядом со мной. Это для меня самое нужное, необходимое, основное… единственное.
– Ты для меня, Майя, всё… Я не могу словами выразить к тебе своих чувств.
– Нам встречаются в этих местах непонятные существа или их копии с жалкими легендами и сказками о том, кем они когда-то были и кто они сейчас. Сплошной блеф.
– Но если блеф – явление возможное, значит, и реальное, и таких существ, как мы с тобой, Майя, может быть бесконечное множество. Я говорю не просто об одушевлённых предметах и явлениях, подобных нам, а только о тех, кто почти похож на нас, но с некоторыми изменениями… поправками.
– Получается, Дима, что всё живёт везде и всюду, но только не всегда себя осознаёт.
Народное изречение или поговорка, что нет худа – без добра, здесь, как раз, была к месту. Состояние, в котором находились Дмитрий и Майя, дало им возможность почувствовать и понять то, что невозможно было постигнуть в том, недавнем мире, из которого они явились сюда в виде привидений.
В долгой дороге, ведущей неизвестно куда, им только и оставалось жить надёждой и любовью. Но ведь это не так и мало.
Фарфоровые полицейские
Они наблюдали за странной картиной, которая могла показаться не реальной даже таким существам, как Дмитрий и Майя. Привидения находились в обители, где буквально всё было фарфоровым: зелёные деревья и трава, серые дома, разноцветные машины, человекоподобные существа в пёстрых одеждах…
Рядом с ними особое подразделение фарфоровых полицейских в зелёных пятнистых одеждах, с чёрными масками на лицах готовилось на бронетранспортёрах отправиться на выполнение очередного специального задания. В их руках, вместо дубинок, находились тяжёлые кувалды, за спинами – стрелковое оружие.
Руководил предстоящей операцией фарфоровый полковник в синем мундире с улыбающейся физиономией. Его заместитель низкорослый и кривоногий майор называл его, постоянно отвешивая вышестоящему лицу поклоны, Агеем Курумовичем. Только иногда обращался к нему «господин полковник».
Через несколько минут колонна двинулась по широкой фарфоровой дороге к месту назначения, то есть предстоящей операции. Дмитрий и Майя последовали за ними. Бравые полицейские особого назначения доехали до большой площади, на которой собрались такие же фарфоровые люди, как и они. В руках они держали плакаты, на которых было написано, что они голодны. Люди требовали для себя и своих детей хотя бы такого количества глины, чтобы не умереть с голоду.
Полицейские с кувалдами без предупреждения весело и задорно начали бить, крошить собравшихся. Под удары попали не только мужчины и крепкие парни, но и дети, женщины, старики. Через полчаса площадь была завалена фарфоровыми черепками. С весёлым настроением полицейские садились в боевые машины пехоты.
Улыбающийся полковник потирал руки, повторяя единственную фразу: «Так будет с каждым экстремистом!».
В поле их зрения попали фарфоровые полицейские, которые были уверены в том, что они птицы мира – голуби.
– Мы пока ещё не умеем летать, – говорил им полковник Агей Куромович, – но обязательно научимся. Ведь мы же – птицы.
Эти нелепые слова, конечно же, слышали Роголев и Ликнова.
– Как жестоки иные миры, – справедливо заметил Дмитрий. – Даже если преступники, обитающие в них, пытаются изменить свою сущность относительно лучшую сторону, всё равно, ставят на ней крест на всём добром и светлом. Они не способны стать другими.
– Мне кажется, что я вспомнила то, что когда-то знала, – сообщила Майя. – Я точно знаю, что…
– Что ты знаешь?
– Только не смейся, Дима. Может быть, то, что я тебе сейчас скажу, совершенно нелепо и неважно.
– Каждое мгновение и откровение сейчас для нас, Майя, имеет глубокий смысл.
– Мне, почему-то, известно, что голуби – одни из самых жестоких и коварных птиц. Они сообща заклёвывают самого слабого. Это норма их поведения. Своими острыми клювами выбивают глаза у тех, кто не может защитить себя. Наглые пернатые, всегда уверены в том, что их обязательно кто-нибудь накормит.
Ещё Майя сообщила, что голубь – грязная птица, которая с лёгкой руки странноватого художника Пикассо, стала эмблемой мира.
В голубиной стае не может быть никакой глобальной любви в отношениях друг с другом. Впрочем, наверное, это не совсем так. Ведь дают же и эти маленькие «драконы» потомство, производят подобных себе. Парадокс? Да ещё какой!
В сообществе тех же самых ворон гораздо больше мира и взаимопонимания, чем в голубиной стае. А за сохранения своего потомства они, не раздумывая, вступают в бой с человеком и с любым другим зверем. Мудрая птица и… справедливая. Почему не она считается птицей мира. Странно и необъяснимо.
Видимо, в создании поспешных определений, правил и законов, человечество всё глубже и глубже проваливается в бездну амнезии. Живёт не своей памятью и не собирается учиться на чужих ошибках. Видимо, не дано.
В данном случае Дмитрий не сомневался в том, что сейчас к его попутчице и подруге внезапно подключилась чья-то чужая память. Даже если сейчас Майя делится с ним неверной и утрированной информацией, то в этом нет её вины. Может быть, она говорила о том, чего не знала, не могла знать. Скорей всего, сработали жалкие отголоски совсем не её прошлого.