Фантомы. Ангелы-хранители
Шрифт:
— Вот почему он так плохо стрелял! — проговорил Брайс. — Трижды, почти в упор, а попал в меня только один раз.
— Поблагодари Бога за то, что он наслал на него клещей.
— Пожалуй, это действительно выглядит как акт Божьей милости, — сказал, подумав немного, Брайс. — В самом деле так, правда? Но интересно, что все-таки они с Терром затевали? Почему они рискнули заявиться сюда, да еще с оружием? Я еще могу понять, почему Кейлу понадобилось убить меня или даже Тимми. Но при чем тут Тал, ты и Лиза?
— Ты не поверишь, — ответила Дженни, — но с прошлого
В понедельник, в четыре часа утра, спустя всего шесть дней после того богоявления, о котором писал Кейл, он умер в окружной больнице. Перед самой смертью он открыл глаза, посмотрел безумным взглядом на сиделку, потом перевел глаза куда-то ей за спину и увидел там нечто, приведшее его в ужас, хотя сама сиделка потом клялась, что там никого и ничего не было. Он еще нашел в себе силы, чтобы поднять руки, словно защищаясь, и закричать, но крик вышел слабым, это был предсмертный хрип, а не крик. Когда сестра попыталась успокоить его, он ответил: «Нет, моя судьба должна быть другая». И умер.
Тридцать первого октября, через шесть с небольшим педель после событий в Сноуфилде, вечером накануне Дня Всех Святых Тал Уитмен и Паула Тори — та медсестра, в которую влюбился полицейский, — устроили в доме Тала в Санта-Мире маскарад. Брайс пришел, нарядившись ковбоем. Дженни оделась женщиной-ковбоем, а Лиза — ведьмой, нацепив высокую остроконечную шляпу и густо измазав лицо черной краской.
Тал открыл им дверь и проговорил: «Ко-ко-ко!» На нем был костюм цыпленка.
Более дурацкого костюма Дженни в жизни не видела. Она расхохоталась так, что не сразу поняла, что и Лиза тоже хохочет вовсю.
Это был первый ее смех за все последние шесть недель. До этого она в лучшем случае только улыбалась, выдавливала из себя улыбку. Теперь же она хохотала до тех пор, пока по щекам у нее не покатились слезы.
— Подумаешь тоже, нашли над чем смеяться, — проговорил Тал, притворяясь обиженным. — Посмотрели бы вы со стороны на эту ведьму!
Он подмигнул Дженни, и она поняла, что Тал выбрал себе костюм цыпленка, думая именно о том, какое впечатление он произведет на Лизу.
— Бога ради, — взмолился Брайс, — пойдемте в дом, не будем стоять в дверях. Если тебя кто-нибудь увидит в подобном облачении, Тал, в городе исчезнет последнее уважение к полиции!
В этот вечер Лиза была активной участницей всех разговоров, игр и забав и много смеялась. Жизнь для нее начиналась заново.
В августе следующего года, в самый первый день своего свадебного путешествия, Дженни вышла на балкон гостиничного номера, с которого открывался прекрасный вид на Уайкики-Бич. На балконе уже стоял Брайс. Вид у него был хмурый.
— Ты что такой мрачный? Из-за того, что мы уехали от Тимми, да? — спросила она.
— Нет. Хотя я о нем постоянно думаю. В последнее время... у меня почему-то появилось такое ощущение, что с Тимми со временем
— Ну, ты ведь никогда не терял надежду.
— Одно время я потерял ее. Но потом она снова вернулась.
Они постояли еще немного молча, слушая, как волны набегают на пляж и ощущая обвевавший их теплый морской ветерок.
Потом они снова занялись любовью.
Этим вечером они ужинали в одном из хороших китайских ресторанов Гонолулу. Весь вечер они пили шампанское, хотя официант вежливо предложил им перейти на чай, чтобы, как он выразился, «не испортить» вкусовые ощущения от блюд.
За десертом Брайс проговорил:
— В этом сне Тимми мне еще кое-что сказал. Когда я удивился, что он проснулся, вышел из комы, он вдруг произнес: «Но, папочка, если есть Дьявол, значит, должен быть и Бог тоже. Ты разве не понял этого, когда встретился с Дьяволом? Бог не позволил бы мне проспать всю мою жизнь».
Дженни посмотрела на него, не вполне понимая, к чему он клонит.
— Не бойся, — улыбнулся Брайс. — Я не чокнулся. И не собираюсь посылать деньги всяким шарлатанам-телепроповедникам, чтобы они молились за Тимми. Черт побери, я даже не собираюсь начать ходить в церковь. Воскресенье — это единственный день, когда я могу отоспаться! Я говорю не о той стандартной, привычной вере и Бога, какая обычно имеется в виду...
— Да, но ведь это все-таки был не настоящий Дьявол, — сказала она.
— Ты так думаешь?
— Это было какое-то доисторическое создание, которое...
— А может быть, это было и то и другое одновременно?
— Слушай, что это мы с тобой начинаем?
— Философский спор.
— Во время медового месяца?
— Я на тебе женился еще и потому, что ты — большая умница.
Потом, уже в постели, перед тем как сон сморил их обоих, Брайс проговорил:
— Знаешь, это многоликое чудище заставило меня понять: в мире гораздо больше неизвестного и таинственного, чем я думал раньше. Теперь я уже ничего не стану исключать заранее. И оглядываясь сейчас назад, вспоминая обо всем, что мы пережили в Сноуфилде, и о том, как Тал надел кобуру с револьвером за секунду до появления Джитера, и о том, что Кейл промахнулся из-за того, что подхватил сыпной тиф... знаешь, мне кажется, сама судьба хотела, чтобы мы остались в живых.
Они заснули, проснулись перед самым рассветом, занялись любовью, потом опять заснули.
После обеда, когда они вдвоем прогуливались вдоль пляжа, Дженни подумала о том, что шелест набегающих на берег волн чем-то похож на поскрипывание огромных колес. Этот шелест напомнил ей вдруг старинную поговорку о жерновах судьбы, которые мелют неторопливо, но перемалывают все. Шорох волн сделал этот образ еще ярче, осязаемее, и ей вдруг представилась гигантская мельница и медленно вращающиеся огромные каменные жернова.