Фантош для оборотня. Посвящение, или Игры насмерть!
Шрифт:
– Шлёма, как же вам не стыдно так бессовестно льстить? – укорила с ответной благодарной улыбкой.
– Это не лесть. Искреннее восхищение, – теперь уже став серьёзным повторил психоаналитик. – Роберт, – кивнул врачу, – удивлён вашей смелости и благодарен за такой «сюрприз». Очень разбавили чопорность мероприятия, а то скучно было. Порадовали…
– Спасибо, – сухо отозвался Роберт без намека на юмор.
– Присядете к нам? – спешно махнула на соседний стул. – Всё равно свободен.
– С радостью, – принял приглашение Эпштейн. – Хочу знать, как вы
– Ну, – метнула затравленный взгляд на Роберта. Он чуть не подавился кусочком сыра, который в этот момент положил в рот. – Значительно лучше и более стрессоустойчива.
– Хотелось бы верить, – обронил Шлёма задумчиво.
Наша поверхностная болтовня продолжалась довольно долго и даже дала ложную надежду, что всё обойдётся без основных разборок.
Часть гостей продолжала коситься на наш столик и перешептываться между собой и явно обо мне. Стервятники – от их пересудов прямо уши и щёки горели. Другая часть – кто танцевал, кто вместе с тамадой развлекал публику, во главе которой восседал Демьян с невестой.
Я была готова поклясться, что Градов забыл обо мне, если бы в какой-то момент не ощутила острый взгляд на спине. Даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто смотрел. Я лишь нервно сглотнула и попыталась поддержать разговор, который умело вели Эпштейн и Роберт.
С непонятно чего врач засуетился:
– Мне нужно срочно выйти, – коротким кивком извинился и поспешно удалился из зала.
– Так значит, вы один? – перевела тему на личность мозгоправа.
– К сожалению, – помрачнел Шлёма.
– Не могу поверить, что нет дамы, которая бы не тронула вашего сердца, – с искренней мягкостью досадовала, ведь мужчина мне импонировал.
– К сожалению, – несмотря на меня, отозвался Эпштейн. Стало понятно, этот разговор ему неприятен.
– Потанцуй со мной! – раздался за спиной голос Демьяна не просьбой, а приказом.
Я опешила, а сердце настолько яростно принялось биться, что в груди стало нестерпимо больно.
– Прости, но меня уже пригласили, – солгала с великим трудом и даже не посмотрела на Градова. Уверена, что он знал, что врала, да и голос дрогнул, выдав моё волнение. Но сдаваться не собиралась – покосилась на Шлёму: – Так мы идём?
Психоаналитик даже бровью не повёл, что удивлён или страшился стать причиной разборок. Легко улыбнулся и протянул руку:
– А я решил, что вы передумали.
– Нет, – поспешила с мужчиной выйти на площадку. Деланно игнорировала Градова, который непросто был злой – он был самой яростью. Никогда не ощущала такого спектра его эмоций. Они проникали под кожу и отравляли своей убойной силой и яростью. Нечто новое, и мне нравилось играть на нервах мучителя.
Видимо, звери на дороге вместе с моей красотой к чертям собачьим и мозг уничтожили. Ещё бы, доводить до белого каленья тварь, что может раздавить точно клопа. Отчаянно – не то слово. Беспечно – ещё как! Безрассудно – неоспоримо! И я осмелилась. Простая человечишка осмелилась бросить вызов своему кукловоду!
Вот только он тварь ещё та, поэтому уже через
– Извините, – шумно вздохнула и уткнулась в плечо мозгоправа. – Мне так стыдно, – шепнула, не в силах посмотреть в глаза Эпштейну. Мы остановились почти в центре танцующих пар, но сами пока не вступили. – Я не заставляю участвовать в «этом», – абстрактное слово сполна вместило в себя куп других, которые крутились на языке: разборки, ссора, спектакль. – Я благодарна за поддержку.
– Я не против, – тон психотерапевта приободрил. Нашла храбрости и всё же посмотрела Шлёме в глаза:
– Он ушёл, вы можете отказаться.
– Почему? – усмехнулся мозгоправ, и чуть развел руки, приглашая начать танец.
– Ну, – замялась на миг, – играть больше не надо. К тому же мне слегка неудобно, – это уже шепнула, слегка покраснев. – Я плохо ногами передвигаю, да и давно не танцевала.
– Не страшно, – вновь успокоил меня Эпштейн и сделал первый шаг, деликатно притянув. Заключил одну мою ладонь в свою, а другую уместил на талии.
Непроизвольно ступила ближе и положила свободную руку на плечо Эпштейна:
– Если вы мне безотчетно начнёте отдавливать ноги, – решила внести ясности, – знайте, в том нет вашей вины! Это я умело их подставляю под ваши.
Эпштейн улыбнулся шире:
– Я знаю почему он не смог от вас отказаться.
– Кто? – уточнила робко, но осознав свою глупость, поспешила исправиться: – Вы о Демьяне?
– Да.
– Отказался… – постаралась переубедить.
– Вы забавная, – задумчиво перебил мозгоправ с едва заметной улыбкой.
– Да, – не сдержала смешка, хотя звук больше напомнил угрюмый хмык, – для женщины в моем возрасте и в моём положении – это приговор.
– Потрясающе, – умилялся Шлёма чему-то, понятному только ему.
– Вы побоялись меня привести на празднование, а танцевать не боитесь? – озвучила мысль, которая давно не давала покоя.
– Роберт сделал самый главный и решающий шаг. Я всего лишь вас поддерживаю, хотя признаюсь, побаиваюсь гнева Демьяна и, мне кажется, он вот-вот на мне отыграется, так что, заранее прошу прощения, если придётся выглядеть неподобающим образом…
– Он вас не убьет, надеюсь? – запнулась на очередном па.
– Скорее всего, нет, – скривился Шлёма. – Но волю подавит ну вы видели, что с Робертом было, – отмахнулся небрежно.
– Это вы меня простите, – прошептала виновато. – И спасибо, что не бросаете.
Чуть смелее обвила шею партнёра и не сразу поняла, что ноги больше не слушаются. Мы так и застыли посреди танцующих пар, словно монолитная колонна. Чужая сила подавляла волю сопротивляться. Непередаваемый аромат любимого мужчины заполонил лёгкие и от этой отравы спасения не было. Словно в дурмане нашла силы, чтобы повернуться туда, откуда нестерпимо пекло. Рядом с нами стоял Демьян. Такой близкий, родной, злющий. Не могла отвести от него глаз, понимая, что Градов на грани и меня, и Шлёму растерзать на части.