Фарамунд
Шрифт:
Даже горстка защитников могла бы с легкостью удерживать огромное войско. Но у Савигорда народу в крепости достаточно. Как и запасов еды. А колодцы, наверняка, есть в самом бурге, без этого ни одна крепость не строится.
А во всем остальном бург как бург: несколько массивных домов, вставших по кругу так, что внутри получился защищенный двор. Камня хватило только на два этажа, но и этого с избытком: простым тараном, даже если суметь подтащить, не прошибешь, а выше еще этаж из толстых бревен. На крыше видны приспособления, чтобы быстро взбираться. Там явно всегда
Похоже, за главными воротами сразу же сбоку казарма для воинов. Схола, если там федераты. Следом, как и везде, оружейная, кузница, а конюшня чуть дальше, за харчевней. Добротный надежный бург. Поселенцы, которых допрашивали по дороге, в один голос уверяют, что, сколько здесь прокатывалось нашествий, этот бург всякий раз выстаивал. А захватчики, побившись лбами о неприступные стены, уходили восвояси. Благо, грабить было кого.
— Возвращайся, — велел он. — Перехвати войско и направь сюда половину! Но предупреди, пусть ни один не выходит из леса. Савигорд не должен знать о нашем прибытии.
Унгардлик с неохотой отступил в лес, предложил:
— Тогда уж перехватывать и всех, кто покажется на дороге? Чтобы никто не увидел войско и не донес?
— Естественно, — сказал Фарамунд.
Багровое небо потемнело, выступили слабые звезды. Их тут же загасили тучи. Луна выплыла из-за темных вершин деревьев, иногда плотное одеяло туч укрывало ее так, что Фарамунд не угадывал даже, в какой она части неба, но чаще всего мутное пятно упрямо двигалось через темные сгущения, светлело, прорывалось, на короткое время заливало землю таким светом, что привыкшие к темноте глаза видели под ногами каждую травинку.
Оставив коня, он прошел к подножью холма. Отсюда его можно заметить со стен, двигался неслышно, прятался в тени. Когда-то это была огромная скала, но время изгрызло вершину, разрушило, туда ветром нанесло земли, в щелях проросли семена травы, кустов и даже деревьев, окончательно разрушили корнями твердую породу. Теперь холм весь покрыт зеленью, но странное чутье вело Фарамунда вдоль холма. Сильно пахло травами, но ему чудилось, что улавливает ароматы старого камня, подземных вод, слышит шевеление сонных гадов под тяжелыми плитами, в расщелинах, трещинах, ныне забитых землей, заросших плющом...
Лунный свет скользнул впереди по обломку камня. Фарамунду почудилось, будто там прополз червь, грызущий камень... Он сдвинул толстую лозу дикого винограда, странный след уходил дальше, под слой толстого жирного мха.
Сдерживая радостное сердцебиение, он чувствовал, что царапина оставлена с умыслом.
Камень предварительно выровняли, и хотя грязь и пыль покрыли поверхность толстой коркой, его острый глаз или чутье заставили сгрести слой мха в сторону.
То, что он почел за знак, было кончиком знака. Какой-то умелец долго и старательно высекал на камне не то зверя, не то человека... Фарамунд нахмурился, слишком непохоже на изображение чего-то живого. Скорее, узор или тайный знак!
Пальцы беспокойно ползали по камню, ощупали со всех сторон края, ногти зацепились за глубокую выемку. Он застыл, прислушиваясь,
Он опустился на колени, быстро разбросал камешки, землю, поддел плиту. Нижний края медленно пошел вверх. Он напрягся, ноги по щиколотку погрузились в мягкую землю. В голову ударил жар, плита выползала из земли со скоростью растущего дерева.
Когда он уже готов был отпустить, пальцы разжимаются, послышался чавкающий звук. Каменная глыба стала легче. Пахнуло затхлым спертым воздухом. Он сдвинул плиту, сам едва не упал, израсходовал себя до капли. Соленый пот заливал глаза, в груди свистел жаркий ветер.
Громыхало привел большой отряд, едва не загнав коней. Все повалились на землю от усталости, но уже наутро Фарамунд придирчиво отбирал людей. Все прибывшие, как он и велел, расположились в лесу, на открытое место никто не смел высунуть носа. Легкие конники и заставы перехватили пару лесорубов, углежога и бродячего торговца. К счастью, все они были из сел, из бурга — никого, так что тревога не поднимется.
Громыхало и Вехульд смотрели преданно и восторженно. Уже чуяли, что их вождь придумал способ, как захватить и эту крепость.
— Вы останетесь, — велел Фарамунд. — В полночь начинайте пробираться ближе к бургу. Как только ворота откроются...
Громыхало удивился:
— А с чего они откроются?
— Я открою, — сообщил Фарамунд. — Изнутри. Так вот, как только откроются, вы все...
Вехульд смотрел исподлобья, лицо стало неприятным. Но и за него, как понял Фарамунд, сказал Громыхало:
— Фарамунд, ты поступаешь нехорошо.
— Что неправильно? — удивился Фарамунд.
— Может, и правильно, — ответил Громыхало. — Ты лучше знаешь, как воевать, это видно. Но как жить... Как нам жить — не знаешь! Я пошел с тобой из-за твоего закопанного золота, верно, Так я думал... Но теперь ты живешь, а я все чаще просто существую, оставаясь либо в обозе, либо вот так... на готовенькое. Это нехорошо, вождь. Нехорошо к друзьям.
Вехульд, встретившись взглядом с Фарамундом, кивнул. Брови его были сурово сдвинуты. Фарамунд раскинул руки, обнял Громыхало:
— Прости! Я все время думал о... ну, как лучше взять эту чертову крепость! Но мы ведь люди, ты прав, прости. Хорошо, ты пойдешь со мной. И ты, Вехульд. Но помните, даже если очень повезет, то половина из нас останется на плитах того проклятого бурга! А то и все.
Вехульд ответил мрачно:
— Но ты ведь идешь?
Я иду за своей женщиной хотел тогда ответить Фарамунд, но горло перехватило. Да и что мог ответить? Ведь мужская дружба тоже... тоже выше того, что есть целесообразность.