Фараон Эхнатон
Шрифт:
Ее величество сияла, как утренняя заря над Восточным хребтом. Ноздри ее порозовели и расширились. Брови, подмалеванные древесным углем, добытым в Та-Нетер, уподобились двум крылам.
— Люблю откровенность! — Царица рассмеялась. — Люблю бесстрашие Джехутимеса. — Она обратилась к Ка-Нефер: — А ты?
Но ведь и Ка-Нефер была женщиной.
— Твое величество, бывают мужчины и побесстрашнее.
— Как ты сказала?
— Побесстрашнее.
— Слово хорошее, хотя и не совсем правильное… Наверное, бывают.
Из-за
Ее величество первый раз видела его. Совсем не знала его. Он так не походил на этих ваятелей, созидающих живые камни.
Нефтеруф поклонился в глубоком — глубочайшем, невиданно изысканном поклоне.
— Кто он? — спросила царица Джехутимеса.
— Твое величество, — поспешила ответить на ее вопрос Ка-Нефер, — если когда-нибудь вам понадобится раб, то более преданного не найдешь. Он ходил по улицам с маленькой обезьянкой. А сейчас месит глину. У славного Джехутимеса.
Ваятель утвердительно кивнул.
— Не кажется ли, — прошептала царица, — что он слишком статен для раба?
Ка-Нефер оглядела Нефтеруфа с ног до головы: «… В нем бурлит сила. Кипит, как вода, падающая с высоты на каменное ложе…».
— Твое величество, он будет преданней собаки.
— Это он говорил сам?
— Нет.
— Откуда же тебе это знать?
— Посмотри на него: эти глаза, сияющие, как молнии, эти губы, дрожащие от благоговения.
— В самом деле? Губы, дрожащие от благоговения?
— Ах, твое величество, может быть, я и ошибаюсь.
Царица лукаво улыбнулась:
— Я бы об этом сожалела.
«…Царица совсем не рассердилась. Она снисходительно отнеслась к этому дерзкому мужчине, глазеющему на ее величество как на равную…».
Царица прошлась медленным взором по изображениям своих дочерей и на мгновение остановила его на необычной фигуре Нефтеруфа. Тот стоял, скрестив руки и опустив голову на грудь, точно явился с повинной. Ее величество усмехнулась про себя. «В моем положении каждая живая душа — как-никак опора…»
Джехутимес подал знак Нефтеруфу, тот потянул к себе край занавески, и девичьи каменные головы скрылись. И сам Нефтеруф остался за занавеской. Ее величество свободно вздохнула: уж очень сверкали глаза у этого незнакомца.
— Так он водил обезьяну по улицам? — спросила ее величество.
А принцесса сказала:
— Я хочу посмотреть обезьяну.
— Ты посмотришь, — ответила мать.
— Когда?
— Скоро.
— Завтра?
— Нет.
— Послезавтра?
Джехутимес склонился над девочкой. И сказал ей, смеясь:
— Скора — это через три дня.
Принцесса кивнула так, как это подобает дочери благого бога —
— Джехутимес, вернемся, однако, к моему портрету. Черточка найдена или нет?
Ваятель не торопился отвечать.
Ахтой подошел к портрету и очертил круг возле уст, — дескать, вот здесь эта черточка. Тихотеп указал на брови и глаза. И невиданной красоты ноздри…
Эта подсказка заставила ваятеля задуматься еще больше. Он подпер рукой подбородок. И молчал, молчал, молчал…
Между тем царица осмотрела портрет со всех сторон. Внимательно. И вдруг вообразила себя покойницей. Вот лежит она в рассоле натрона, предварительно выпотрошенная парасхитами. Как рыба… А это каменное изваяние стоит в изголовье. И улыбается. Чуть выкатив глаза… А еще — нечто худшее. Вот она, по наущению ее соперницы Кийи и по приказу фараона, зашита в мешок и нежно опущена в воды Хапи. Опущена живая. Ей нечем дышать… Ее убили!.. А это каменное изваяние стоит на своем месте и улыбается. Чуть выкатив глаза. Изогнув шею изгибом красоты…
У ее величества задрожали колени и чуть не подкосились ноги. Однако быстро совладала с собой: нет, она не выкажет слабости! Ни здесь, ни где-нибудь в другом месте. Ни сегодня, ни позже!
Джехутимес сказал, не отрывая глаз от розового камня:
— Твое величество, мои помощники правы. Но остается решить: искать ли эту черточку под глазами, у верхней губы или у нижней?
Ка-Нефер звонко рассмеялась:
— Я полагаю, что совет Ахтоя и Тихотепа не стоит очень дорого, если надо что-то уточнить. Но пусть они не будут в обиде!
— Разве не простят они шутки такой красивой женщине? — проговорила царица.
— Простят, твое величество! — Джехутимес похлопал по плечу Ахтоя, а потом — Тихотепа. — Они способные, очень способные ваятели. Еели бы не они — не их глаза, не их руки! — Джехутимес запутался бы в сотне странных загадок, которые каждое мгновение задает нам искусство ваяния.
Это были великодушные слова. Ее величество оценила их. У нее перед глазами пронеслись картины прошлого, когда она стояла здесь, рядом с ним, среди глины и гипсовой муки. Как счастлива была она и каким долговечным казалось счастье! Даже любовь. И его клятвы.
— Пойдем отсюда, — сказала царица Ка-Нефер, беря за руку принцессу. Какая-то неукротимая сила заставила ее обернуться на занавеску: там, в складках ее, стоял Нефтеруф, прекрасный, как изваяние. С черными молниями в глазах…
Сорру, сорру, сорру…
Что есть человеческая жизнь? Неужели тени на стене, как утверждал некий древний писец? Неужели же блики на воде, как говорил другой? Почему Сорру грустна?.. К чему эти мысли о тенях, о смерти?..