Фараон
Шрифт:
И теперь Цезарю со своими людьми приходилось сидеть, запершись во дворце, — так бесило чернь само их присутствие. И все же Цезарь действовал не как пленник.
— Диктатор, я никак не пойму одного: воюешь ли ты с моим братом?
— Что? Ну конечно же, нет. Я — друг египетской короны, как и все римляне. Я же говорил тебе: я прибыл в Александрию, разыскивая своего бывшего союзника и старого друга, Помпея, которого мне, к несчастью, пришлось разгромить в Греции. Я даже не хотел воевать с Помпеем, но, похоже, никто больше не может мириться с тем, что сейчас творится в Риме. Я прибыл сюда, чтобы заключить мир с Помпеем, вернуть ему здравый рассудок и увезти
Цезарь отвернулся, как если бы пытался скрыть от Клеопатры свою печаль.
— Я могу воевать с Потинием, — продолжал он, словно прямо сейчас составлял для себя план действий. — Я могу воевать с армией твоего брата — но не с твоим братом. Посмотрим, что готовит нам грядущий день.
«Как может этот человек столь несерьезно относиться к войне? — поразилась Клеопатра. — Быть может, это потому, что там прошла вся его жизнь?» Он оставался одинаково спокойным и бесстрастным, даже когда дело касалось вещей, которые обычно вызывают самые сильные чувства: споров, торговли, денег, любви.
Тут в дверь постучали. Вошел один из людей Цезаря, нимало не смущаясь из-за того, что помешал утренней близости между своим командиром и царицей Египта. Интересно, часто ли солдатам Цезаря приходится заставать подобные сцены?
— Прости, что беспокою тебя, Цезарь, но этот мальчишка-царь сейчас толкает речь перед скопищем недовольных, собравшихся у ворот дворца. Он сорвал корону и швырнул ее в толпу. Он осыпает царицу оскорблениями. Он подстрекает чернь. Может, убрать его?
— Нет-нет, — утомленно произнес Цезарь. — Подождите. Я схожу за ним и верну его во дворец.
— Мы можем управиться с этим, — сказал солдат.
— Да, но мне следует самому разобраться с ним, — объяснил Цезарь. — Кроме того, я намерен обратиться к толпе с небольшой речью. Я скажу им, что их царица вернулась и что Цезарь обещает их стране мир.
— Пусть виноторговцы продают свой товар по сниженным ценам, — предложила Клеопатра, вспомнив, как ее отец прибегал к этой уловке, дабы утихомирить Александрию.
— Превосходная мысль! — согласился Цезарь.
— Как прикажешь, — отозвался солдат.
Он вежливо поклонился Клеопатре, не глядя, впрочем, ей в глаза, и вышел.
— От моего брата всегда были одни неприятности, — молвила Клеопатра, приподнявшись на локте.
— Могу себе представить, — отозвался Цезарь. — Не беспокойся. Ему придется понять все.
— Диктатор!
— Можешь называть меня просто Цезарем, моя очаровательная царица. А я буду звать тебя Клеопатрой.
— Цезарь. Будь осторожен.
— Не беспокойся за меня, — сказал Цезарь, отмахиваясь от ее тревог. — Не стоит. Никто не пострадает. Во всяком случае, пока.
Каким образом в одном и том же теле могут соседствовать такое коварство и такая глупость, Клеопатра попросту не понимала. Но именно так обстояло дело с ее давним неприятелем, евнухом Потинием. Он натирал морщинистую кожу свинцовыми белилами, чтобы казаться молодым и красивым. Но не преуспел ни в том, ни в другом, и теперь его маленькие темные глазки, густо накрашенные сурьмой, сердито сверлили молодую царицу. Но Клеопатра и не думала съеживаться под злобным взглядом евнуха. Этот человек изгнал царицу из ее собственного дворца в убийственную жару Среднего Египта
И вот теперь этот дурак воображает, будто может бросить вызов не только царице Египта, но еще и Юлию Цезарю!
— Царь не желает быть пленником в собственном царстве, — заявил Потиний Цезарю. — Это неприлично и не нужно.
Насупленный царь-юнец восседал в своем кресле рядом с Арсиноей, предоставив регенту говорить за него. Арсиноя, поднаторевшая в искусстве владеть собой, не выказывала никаких эмоций по поводу происходящего.
Несколькими днями раньше Цезарь со своими людьми деликатно увел юношу от толпы, собравшейся перед дворцом. Тогда Птолемей, не помня себя от раздражения, швырнул корону подданным, обозвал Клеопатру предательницей, собирающейся продать свой народ Риму, а Цезаря — диктатором, намеревающимся убить царя и сделать Клеопатру единственной правительницей Египта. Цезарь приказал своим солдатам не причинять мальчишке вреда; он знал, что Птолемей говорит с чужих слов. Это Потиний умело подстрекает юношу и направляет его чувства в нужное русло.
— Дорогой друг, разве скажешь в этих странных обстоятельствах, кто здесь пленник? — проговорил Цезарь. — На взгляд некоторых, Цезарь — пленник жителей Александрии.
Клеопатра уже начала привыкать к манере Цезаря говорить о себе в третьем лице, но все же это до сих пор резало ей слух.
— Потому что если Цезарь выйдет на улицу, на него тут же набросится эта самая толпа, которую ты, похоже, не в состоянии обуздать. А Цезарь не желает воевать с вашей чернью.
— Я уверен: если великий Цезарь пожелает покинуть Александрию, толпа станет куда уступчивее, — сказал евнух.
Клеопатра невольно задумалась: интересно, как долго еще Цезарь будет терпеть этого дурака?
— О! Но Цезарь пока что не желает покидать Александрию, — любезно отозвался диктатор. — И не только потому, что его дела здесь не завершены. Цезарь — пленник северного ветра, неблагоприятного для плавания. Так что, как ты можешь видеть, Цезарь — истинный пленник на ваших берегах. Но ты, друг мой, ты тоже пленник, хотя, возможно, предпочитаешь не признавать этого. И все же, если ты высунешься за дворцовые ворота, мои солдаты тут же просветят тебя в этом вопросе. И царица — тоже пленница, разве нет? Все мы — пленники и, полагаю, в основном сами же в этом и виноваты.
— Вернувшись в Египет, царица нарушила царский указ, — упрямо проговорил Потиний. — Она должна понести наказание.
— Царица — сама правительница, в то время как ты — всего лишь назначенное лицо. Не забывай об этом.
Цезарь продолжал держаться чрезвычайно любезно, но Клеопатра заметила: чем жизнерадостнее звучал его голос, тем более грозным становился он сам.
— Воля Рима такова: царица Клеопатра и ее брат, царь Птолемей Старший, будут править совместно. Я — их покровитель и советник. И в доказательство своей доброй воли я возвращаю Египту остров Кипр. Царевна Арсиноя и царевич Птолемей Младший станут его правителями. Как только установится благоприятный ветер, они отбудут на Кипр вместе с назначенным мною регентским советом.