Фата-Моргана 3 (Фантастические рассказы и повести)
Шрифт:
Скорроган, сын Валтака, вышел из корабля, вздрогнул и поплотнее завернулся в меха. Сконтар был холодной планетой, здесь мерзли даже аборигены.
У входа в ангар посла ожидали высшие вожди Сконтара. Скорроган внутренне содрогнулся, но лицо его сохранило равнодушное выражение.
Встретить посла пришел сам Валтам. Его белая грива развевалась по ветру, золотые глаза горели зловещим огнем, в них проглядывала плохо скрываемая ненависть. Рядом с Императором стоял его старший сын и наследник Тордин. В пурпуре заката острие его копья казалось окровавленным. За правителем толпились вельможи Сканга, маркграфы Сконтара и других планет, за ними поблескивали шлемы и кирасы лейб-гвардии. Лица были в тени, но от фигур так и веяло презрением и враждебностью.
Скорроган подошел к Валтаму, приветственно ударил копьем и слегка наклонил голову. Воцарилась тишина, только ветер постанывал, вздымая снег.
Наконец без каких-либо приветствий заговорил Валтам.
— Итак, ты вернулся, — сказал он. Это прозвучало, как пощечина.
— Да, господин, — Скорроган изо всех сил старался говорить спокойно, это ему удавалось, но с трудом. Он не боялся смерти, на него давила тяжесть неудачи. — С прискорбием должен сообщить, что моя миссия провалилась.
— Это нам известно, — холодно ответил Валтам. — Мы видели твой телерапорт.
— Милостивый господин, Кундалоа получит от соляриан неограниченную помощь, а Сконтару отказано во всем. Никаких кредитов, никаких технических советников, ничего. Мы не можем рассчитывать ни на торговлю, ни на туристов.
— Мы и это знаем, — сказал Тордин. — Но ты был послан, чтобы получить эту помощь.
— Я пытался, господин. — Скорроган говорил лишь потому, что должен был что-то сказать. — Соляриане испытывают к нам инстинктивную неприязнь, они любят кундалоанцев, а мы слишком сильно отличаемся от них.
— Да, отличаемся, — холодно признал Валтам, — но прежде это не имело особого значения. Минганиане, гораздо менее гуманоидные, чем мы, получают от соляриан огромную помощь. Такую же, какую получит Кундалоа, какую могли бы получить и мы. Мы хотим, — продолжал он, — самых хороших отношений с сильнейшей цивилизацией Галактики и могли бы их иметь. Из надежных источников я знаю, какие настроения царили в Соединенных Республиках — соляриане были готовы помочь нам, сделай мы хоть шаг навстречу. Тогда можно было бы подумать о восстановлении нашей мощи и даже о большем… — голос его сорвался.
После паузы он заговорил снова, но теперь к горечи все явственнее примешивалась ненависть.
— Я послал тебя как моего специального представителя, чтобы ты заручился великодушно предложенной помощью. Я верил в тебя, я не сомневался, что ты понимаешь тяжесть нашего положения… А ты… ты вел себя нагло и бесцеремонно. В глазах соляриан ты оказался олицетворением тех черт, которые они ненавидят в нас. Неудивительно, что нам отказали. Хорошо еще, что не объявили войны!
— Может быть, пока не поздно, — сказал Тордин, — мы пошлем другого…
— Нет, — Валтам поднял голову с врожденной гордостью этой железной расы, с надменностью, свойственной культуре, для которой честь всегда была превыше жизни. — Скорроган был нашим полномочным послом, и извиняться за его плохое воспитание — это все равно, что ползать на коленях перед всей Галактикой… Нет, это невозможно! Мы должны обойтись без соляриан!
Снег пошел гуще, тучи закрыли все небо. Лишь в одном месте сверкало несколько звезд.
— Честь дорого нам обойдется! — воскликнул Тордин. Сконтар голодает — а продукты соляриан могли бы поддержать его, ходит в лохмотьях — а соляриане прислали бы одежду. Наши заводы уничтожены или устарели, наша молодежь растет, не зная галактической цивилизации и технологии, — соляриане прислали бы нам машины и техников, помогли бы все восстановить. Они прислали бы учителей, и перед нами открылась бы дорога к величию… Но теперь слишком поздно. — Тордин удивленно смотрел на своего друга Скоррогана. — Ну почему ты это сделал? Почему?!
— Я сделал, что мог, — сухо ответил Скорроган. — А если я не подходил для этой миссии, нужно было послать кого-нибудь другого.
— Ты волне подходил, — сказал Валтам. — Ты был лучшим дипломатом из нас. Твоя ловкость, твое понимание внесконтарианской психологии, твой выдающийся ум делали тебя незаменимым для этой миссии. А ты в таком простом и важном деле… Но хватит! — Голос его перекрыл рев ветра. — Мое доверие к тебе исчерпано! Сконтар узнает, что ты погубил его!
— О, господин! — воскликнул Скорроган прерывающимся голосом. — Я стерпел от тебя слова, за которые любой другой заплатил бы кровью! Но не заставляй меня слушать дальше. Позволь мне удалиться.
— Я не могу лишить тебя наследственных прав и титулов, — сказал Валтам, — но твоя роль в правительстве Империи закончена. Отныне не смей показываться при дворе. Сомневаюсь, что у тебя будет много друзей.
— Может быть, — ответил Скорроган. — Но я сделал все, что было в моих силах, а теперь, после таких оскорблений, даже если бы мог объяснить тебе свою позицию, не скажу ни слова. Однако если мне будет позволено посоветовать кое-что относительно будущего Сконтара…
— Это лишнее, — сухо сказал Валтам.
— …то я рекомендовал бы подумать о трех вещах. Скорроган указал копьем на далекие блестящие звезды. Во-первых, помните о трех солнцах. Во-вторых, о некоторых новых работах в науке и технологии здесь, у нас, — таких, как работа Дирина по семантике. И, наконец, посмотрите вокруг. Взгляните на дома, построенные вашими отцами, на одежду, которую носите, послушайте свой язык. И лет через пятьдесят приходите ко мне… извиняться! — Он закутался в плащ, поклонился Валтаму и, широко шагая, двинулся через поле к городу. Все смотрели ему вслед с горечью и недоумением.
В городе царил голод. Бывший посол ощущал его даже сквозь стены — голод отчаявшихся, истощенных существ, что теснились у костров и не знали, переживут ли они зиму. На мгновение он задумался, сколько из них умрет, но тут же отогнал эти мысли.
Услышав чью-то песню, он остановился. Странствующий бард, из тех, что в поисках хлеба бродят от города к городу, шел по улице, его ветхий плащ развевался на ветру. Тонкими пальцами бард трогал струны арфы и пел древнюю балладу, в которой заключена была вся резкая мелодичность, весь звучный, железный тембр древнего языка Сконтара. Чтобы отвлечься, Скорроган перевел две строфы на земной язык: