Фаталист

Учитель начальной школы номер семнадцать города Н. господин Ли Дэ-цзюнь был не в духе. Уныло вышел он из дому и побрел в школу. За завтраком жена подала ему похлебку прямо с огня, такую горячую, что он до волдырей обжег себе язык. А ведь известно, «счастье не ходит вдвоем, беда не приходит одна». Ли Дэ-цзюнь уважительно относился к философии рока.

Когда он вышел из своего переулка и повернул к реке, на берегу с раскидистого дерева сорвалась ворона и зловеще закаркала. Это окончательно вывело его из равновесия. Он проводил ворону сердитым взглядом. А тут еще лучи солнца, выглянувшего из-за крыши дома, ударили ему прямо в лицо. В глазах господина. Ли завертелись радужные

круги, шаги спутались, и он упал, зацепившись дырявым ботинком за камень, лежавший у обочины дороги.

– Тьфу, пропасть! Вот уж верно, что беда не приходит одна! – выплевывая набившуюся в рот землю, в сердцах воскликнул господин Ли.

Он хотел было повернуть домой и задать хорошую взбучку жене, бывшей школьной учительнице, которая, произведя на свет шестерых детей, выглядела в двадцать шесть лет шестидесятилетней старухой. Нет, надо спешить, в половине девятого начинается урок. «Цзинь-цзинь-цзинь» – весело и беззаботно прозвенел первый звонок, словно подтрунивая над незадачами господина Ли Дэ-цзюня.

Впопыхах он вбежал в учительскую, стянул с головы старую, заношенную шапку, и от обнажившейся лысины поднялся пар, как от горячих пампушек; еще рывок, два-три прыжка – и он уже в классе, а пар на гладкой поверхности лысины тем временем сгустился в капельки пота.

– Уважаемые ученики… э-хэ-хэ, уважаемые ученики… сегодня мы прочтем… рассказ о птице…

Едва он объявил тему урока, как со второй парты поднял руку один из его питомцев, отъявленный озорник:

– Господин Ли! Позвольте выйти!

Господин Ли возмущенно отбросил в сторону книгу и сделал большие глаза.

– Урок только начался, а ты уже просишься выйти, – повысил он голос.

Но мальчик упорно тянул:

– Господин учитель, мне надо выйти!

После некоторой паузы Ли Дэ-цзюнь скрепя сердце отпустил его.

В полдень, после трехчасовых занятий, когда у него язык отнялся от усталости, он с пухлой пачкой тетрадей в руках, понурившись, отправился домой обедать. А там в это самое время пятый его наследник оскандалился, испачкав штанишки, жена занялась им, и обед, разумеется, запаздывал.

Господин Ли нехотя принялся на пустой желудок просматривать ученические работы – одну, две, три… вот наконец и последняя. Он воодушевился, достал белый лист бумаги и предался вдохновению:

«Я – Ли Дэ-цзюнь, уроженец Лупси. Составил свое жизнеописание и рассказал о самом себе. В годы юности учился. Говорили, что по способностям не имел себе равных, а в старости унижен людьми. Почему удача изменила мне? Почему жалованья не хватает на пропитание жены и детей?… Хотя и говорят, что каждый сам кузнец своего счастья, разве наша судьба не зависит от воли Неба?! Взгляните! Легкомысленные и никчемные люди купаются в роскоши, живут трутнями, судьба вознесла их высоко, их имена ставятся в пример. Тебе же не остается ничего другого, как составлять свое жизнеописание. Кто ты? Безвестный учитель! У тебя в жизни малый успех сменяется горькой неудачей, векселя просрочены, на пустое брюхо ты служишь обществу, угрюмо коротаешь свой век. И если тебе задержат жалованье хоть на десять дней, то – о, горе! – твои останки придется искать в лавке, торгующей сушеной рыбой. [1] И во всем повинна судьба».

Закончив трактат фаталиста, господин Ли взялся перечитывать его, думая при этом о жалованье, которое ему задержали не на десять дней,

а па два месяца, о квартирной плате в четыре с половиной юаня, которую он, хоть лопни, должен внести завтра. И тут ему сделалось совсем скверно, будто скрутили его веревками и душат. Он не стал больше править свое сочинение.

– Обедать, пора обедать! – закричал он. – Ах! Еще не готов?… Ты… ты как сонная муха, все у тебя из рук валится, утром за завтраком подала похлебку прямо с огня, теперь – обед никак не приготовишь!

Так бывало всегда: он готов был сгоряча ударить ее, но в глубине души сознавал, что она тоже несчастна, жена бедного учителя, который к тому же вдвое старше ее. А как ей тяжело живется! В доме восемь человек, но нищета не позволяет нанять прислугу. Что же, надо терпеть! Гнев его утих, и он с видом благородного негодования ушел из дому. Случались, правда, в семье и крупные ссоры, когда на каждое его слово жена отвечала двумя-тремя, так что господин Ли Дэ-цзюнь в конце концов умолкал и сдавался. Столь же незавидным было его положение в школе, где даже молодые коллеги и мелкие канцеляристы ни во что его не ставили. От их непочтительности в сердце господина Ли закипал гнев, как вода в чайнике. Но тут обычно у пего начинался приступ кашля, и гнев стихал.

Уже двадцать лет трудился он в начальной школе; на его глазах ловкие коллеги и ученики один за другим пролезали в свет, добивались богатства и почестей, а он еле-еле сводил концы с концами. К счастью, полученный лег двадцать назад, а то и больше диплом об окончании педагогических курсов выручал его каждый раз, когда в школу приходил новый директор, и за ним сохраняли место с жалованьем в тридцать восемь юаней шесть цзяо. В противном случае даже на горячую похлебку, которой он обжегся сегодня утром, ему пришлось бы просить милостыню.

Сердитый оттого, что обед еще не готов и он опять может опоздать на уроки, Ли задумался над тем, как, в сущности, мало веселого выпало на его долю. Шестнадцати лет он пошел учиться па курсы – вот первая радость в его жизни, десять с лишним лет тому назад была свадьба – еще одно радостное событие. Но потом, сколько господин Ли ни напрягал память, больше ничего отрадного он не мот припомнить. Теперь он состарился, па лице, лишенном растительности, пролегли морщины. Будто о ею жизни сказал Конфуций: «В сорок – пятьдесят лет не обрел имени». Он и раньше не мог похвастаться высоким ростом, осанкой, а в последнее время совсем сгорбился и похудел. Штатский френч из грубой материи, который он носил уже лет восемь, висел на нем, как парус на мачте в безветренный день. А поглядишь в зеркало, увидишь желтое, похожее на старушечье лицо. Зубы выпали, скулы торчат, вместо щек – темные впадины. Молодость если и оставила на его лице свои следы, то разве в красоте выразительных глаз, смотревших из-под густых бровей; впрочем, мало-помалу живость в них потухла и сменилась выражением страха, какое бывает у затравленного собаками зверя.

– Ну, что же? Готов наконец обед?

Он уже не впервые сегодня поддевал жену, но странное дело, в ответ она лишь беззлобно отшучивалась. Не выпуская из рук грудного ребенка, она с таинственной улыбкой на лице подала ему обед и чай. Он вытер лысину и принялся за еду, недоумевая, что могло привести жену в хорошее расположение духа. «Вероятно, ее мать приезжает из деревни», – решил было он, но тут же вспомнил, что теща обычно сваливается, как снег на голову, без всякого предупреждения. «А может быть, жена опять беременна?» Нет, только не это, это бы ее не обрадовало. В молчании он закончил обед, перебирая в уме все возможные ответы на загадку, но, почувствовав, что ни один не подходит, не выдержал.