Фату-Хива. Возврат к природе
Шрифт:
Рассказывая, патер все время поправлял спускающуюся на черные сапоги сутану. Тем не менее мы заметили, что его белые ноги напоминали огромные дыни. Бедняга страдал слоновой болезнью. Патер Викторин принес в жертву все, даже здоровье, делу, которому он служил. И нам стало понятно его опасение, как бы у Пакеекее не появились помощники. Он был подобен филателисту, который боится потерять хотя бы одну марку из своего альбома.
Не без благоговения встали мы, чтобы проститься с этим маленьким человечком, у которого были такие печальные, пристальные глаза и распухшие ноги. У нас чудесный аппетит, аппетит к еде и к жизни. Нас двое, и есть наша хижина в дебрях, и впереди — неизведанное будущее. Ничего этого не было у патера Викторина. Бледный, щуплый, он грустно смотрел, как мы повели лошадей к домам Пакеекее и Тиоти. Мы жалели, что не можем сразу направиться к себе в лес. Нам вовсе не хотелось причинять ему боль. Мы ничуть не обижались на патера за то, что он невольно расстроил нашу дружбу с его прихожанами 6 .
6
5
Табу
В лучах полуденного солнца желтая бамбуковая хижина светилась, точно золотой дворец. После палатки она казалась особенно просторной, в ней можно было ходить, выпрямившись в рост, хотя рядом с могучими деревьями она выглядела кукольным домиком. Наш дом. У нас было такое чувство, словно мы здесь родились. На самом же деле мы пришли сюда ненадолго.
Насытившись хлебными плодами, таро и фруктами из одичавшего королевского сада, утолив жажду из бурливого ручья, мы последовали совету Тиоти удалиться еще на несколько дней. Тиоти ждал нас на море со своей долбленкой; хоть и маленькая, но у подветренной стороны острова она вполне могла выдержать вес троих.
Тиоти сам выдолбил ствол и оснастил его на полинезийский лад аутриггером — острым бревнышком, которое укрепляется параллельно лодке на двух поперечных жердях. Лодка была всего лишь вдвое длиннее обычной ванны и наполовину уже, так что мы с трудом втиснулись в нее со своими припасами.
Лив полулежала на корме, придавленная тяжелыми банановыми гроздьями, а мы с Тиоти плавно взмахивали каждый своим веслом, аккуратно погружая его в длинные, пологие океанские валы. Озаренный утренним солнцем красный скалистый остров казался объятым пламенем. Высоко над головой, словно клубы дыма, плыли пассатные облака; из-за мыса дул слабый ветерок, морщиня гладкую поверхность могучих волн.
Сегодня пономарь был разговорчивее обычного, однако суть его речей сводилась к тому, чтобы убедить нас в могуществе не столько христианского бога, сколько всевозможных местных демонов. Бог был один, и, хотя Тиоти вслух об этом не говорил, он явно представлял себе, что этот бог надежно заточен в бамбуковой церкви Пакеекее. А вот демоны кишели по всему острову. Простейший способ встретиться с ними — посетить какой-нибудь участок, охраняемый табу. Несколько поколений назад все островитяне запросто общались с демонами, сообщил Тиоти чуть ли не с завистью в голосе.
Мы с Лив слушали вполуха. Слишком сильно увлекало нас зрелище удивительнейших рыб; словно мы оказались очевидцами того легендарного дня в истории бытия, когда живые существа впервые вышли из океана на сушу. Сейчас с подветренной стороны не было прибоя, накат лишь слегка поглаживал крутые скалы, и лодка шла вдоль самого берега. Сначала наше внимание привлекли полчища красных, серых, зеленых и черных крабов, которые сновали во всех направлениях, ныряя в трещины над водой. Светло-зеленая вода была настолько прозрачна, что позволяла рассмотреть яркие водоросли и морские анемоны на дне. Там, в глубине, ходили пятнистые рыбы, из нор выглядывали огромные, с человеческую ногу, омары, покрытые буграми и колючками, расписанные роскошными узорами. Но больше всего поразила нас рыба, которая превосходно чувствовала себя вне воды. С палец длиной, большеголовая, совершенно черная, она разгонялась на гребне волны и прыгала на камень. Присосется и скачет посуху этакой безногой лягушкой. Множество причудливых рыбок переливалось на солнце. Одни лепились к скальной стенке, другие прыгали с камня на камень, третьи блаженно распластывались на животе, словно наслаждаясь солнцем. Казалось, они сторонятся соленых брызг. Напрыгаются всласть и ныряют обратно в воду, но с очередной волной опять выходят на сушу.
Тиоти не понимал нашего интереса к рыбе, которая не годилась в пищу. Встал и тонкой трезубой острогой поразил пару живописных омаров. Его обидело, что мы не принимаем всерьез рассказ о местных демонах. Сначала мы не поверили, когда он обещал доказать нам, что на Фату-Хиве есть кораллы, потом усомнились в существовании каменной рыбы, теперь вот не верим, что он может показать настоящих демонов. Они есть, хоть и остались, так сказать, без дела, а было время, помогали предкам Тиоти, как в наши дни ему самому помогает бог. Мы никогда не слышали про Тукопану?
Нет, не слышали. И согласились внимательно выслушать рассказ о нечистой силе. По словам Тиоти, истинность рассказа нам могли подтвердить французские власти на Хива-Оа.
Тукопана был последний великий шаман, которого еще застали европейцы. Сам он жил на Фату-Хиве, но о его связях с демонами знали на всех островах архипелага.
Подойдя к главному, Тиоти от волнения даже сбился с ритма гребли.
Перед смертью Тукопана собрал всех жителей долины Омоа во главе с королем и показал два изображения демонов, высеченные им из белого камня. Один демон был побольше, другой — поменьше. Когда умру, сказал Тукопана, мой дух вселится в большого демона, и пусть он называется моим именем. А когда умрет моя любимая дочь, ее дух вселится в меньшего демона, и вместе мы будем руководить народом ФатуХивы в последующих поколениях.
После смерти Тукопаны обе статуи установили на кладбище над долиной, где мы изучали черепа. Двадцать лет назад на Маркизские острова прибыл французский губернатор. Он прослышал о красивых статуях на Фату-Хиве и задумал присвоить себе драгоценные диковины. По его приказу четыре островитянина отнесли статуи вниз и погрузили на правительственную шхуну, которая доставила добычу в губернаторскую резиденцию в долине Атуона на острове Хива-Оа. Здесь Тукопану и его дочь, к великому ужасу островитян, поставили у входа на участок губернатора.
Вскоре на острова обрушился шторм страшной силы. День за днем лил дождь. Кончилось тем, что в горах Хива-Оа родился могучий поток, который ринулся вниз по долине Атуона. Он вырывал с корнем и разбрасывал кокосовые пальмы и огромные хлебные деревья. Поток направился прямо к дому губернатора. Сам губернатор спасся, но дом его разнесло в щепки, а когда наводнение кончилось, все увидели, что Тукопана и его дочь исчезли, словно сквозь землю провалились. Люди до сих пор тщетно ищут драгоценные статуи. А губернатор выстроил себе новый дом подальше от старого участка.
Поведав эту историю, Тиоти надолго примолк.
Продолжая работать веслами, мы переваливали через пологие волны. Рядом тянулся нескончаемый берег. Скалы то расступались, открывая взгляду маленькие долинки, то снова смыкались. Долина за долиной, пустынные, забытые. Высоко на кручах ходили пестрые дикие козы, а в одном месте на берегу стояла, похрюкивая, черная косматая свинья и близоруко смотрела на скользящую мимо пирогу. Проводив нас взглядом, она снова принялась грызть хлебный плод. Совсем необитаемыми эти долины нельзя было назвать, они кишели одичавшим скотом, оставшимся без двуногих хозяев. По словам Тиоти, люди ушли с ветром на запад. Вымершие язычники не попали на небеса. Их души последовали за солнцем, а солнце ныряет под океан и возвращается подземным ходом на свою родину на востоке.