Фату-Хива. Возврат к природе
Шрифт:
Когда мы проснулись, их уже не было. Остались только Теи Тетуа и Тахиа-Момо. Такие же веселые, как вчера. Солнце сияло, птицы пели, кругом простиралась приветливая долина. Край нашей мечты. Нам бы сразу сюда попасть…
Теи Тетуа был единоличным владельцем долины Уиа; во всяком случае никто не оспаривал его прав, и мы могли выбирать для своего жилья любое место, не думая о плате. Мы были гостями в его королевстве; все, что принадлежало Теи Тетуа, принадлежало и нам. Старику было чуждо понятие личного имущества.
Постройки Теи расположились в пальмовой роще на южном берегу залива. Некогда для защиты от паводка здесь соорудили террасу; к тому же дома были обнесены
За речушкой, рукой подать от хижин Теи Тетуа, на самом берегу раскинулась зеленая поляна, любимое пастбище диких свиней и коз. Между кокосовыми пальмами было вдоволь места, и мы решили тут обосноваться. С моря всегда дул ветер; кругом чисто, хорошо, можно не опасаться микробов и насекомых. На своем пути от Южной Америки вечный пассат без отдыха пролетал семь-восемь тысяч километров до того, как обрушиться на каменный барьер и на высокие пальмы, которые качались над нашей головой, словно тростинки. Привезенных белым человеком окаянных комаров уносило далеко в заросли. До чего отрадно было увидеть Полинезию такой, какой она была до появления комаров, этих маленьких кровопийц, сделавших жизнь в Омоа невыносимой для нас.
Старик предпочел бы, чтобы мы поселились в его доме, но, поскольку мы выбрали место по соседству, он уступил, только взялся проследить за тем, чтобы на этот раз мы построили хижину, которая не рассыплется через несколько месяцев. Он возмутился, когда Тиоти рассказал ему про нашу зеленую бамбуковую хижину в Омоа, и негодующе поджимал губы при мысли о своих нынешних соплеменниках. Они нисколько не дорожат опытом и знаниями стариков. Сидят сложа руки, время убивают в ожидании, когда созреют кокосовые орехи и шхуна придет за копрой.
Теи Тетуа почти не соприкасался с современным миром. Только дважды ходил он через горы в Омоа; последний раз — чтобы привести Тахиа-Момо, а то уж больно тоскливо стало одному. Давным-давно добрался до Уиа один миссионер, чтобы крестить Теи Тетуа и одарить его бронзовым крестом для будущей могилы. Люди пробовали высадиться на берег за кокосовыми орехами — не одним же свиньям ими пользоваться. Но прибой немилостиво обошелся с лодкой, и Уиа, как и весь восточный берег, оставили в покое. Не было тут никакой прибыли для современных людей.
Памятью о неудачной затее служил сооруженный на берегу сарай для сушки копры да старая, рассохшаяся долбленка. При нас ее ни разу не спускали на воду, но мы с восхищением думали об отваге и искусстве людей, некогда выходивших в море на таких скорлупках.
Теи Тетуа с восторгом и гордостью рассказывал о людях и событиях минувших дней. Не то, что наш добрый друг пономарь. Вообще Теи был одним из немногих встреченных нами островитян, кто душой и телом оставался истинным полинезийцем. Как Терииероо на Таити и Тераи на Хива-Оа. Человеку, видевшему одни лишь заманчивые второстепенные стороны нашей цивилизации, требовалась немалая мудрость и проницательность, чтобы уразуметь: только там стоит стремиться к прогрессу, где он приносит явную пользу. Терзаемые болезнями, зависимые от заходов шхуны, островитяне на западном берегу Фату-Хивы не знали и половины радости и благополучия, согревавших душу старика Теи, который ни в чем не испытывал недостатка,
На другой день Теи Тетуа повел меня через береговые скалы за северный мыс, в долинку Ханатива. своего рода отросток Уиа. Здесь среди зарослей борао и мио я увидел старые обросшие стены, могилы, несколько большеглазых идолов. Старик объяснил, что столбы из мио лучше всего годятся для строительства.
Меня поразило, как легко передвигался этот человек, который вполне годился мне в деды, как прытко скользил он среди частокола стволов и ветвей. Сам я намного уступал ему в ловкости. Заготовив достаточное количество столбов и жердей, мы ударами камней окорили их, потом связали по нескольку штук. Я основательно натер плечо и побил ноги на острой лаве, стараясь не отставать от бегущего впереди старца. А он играючи трусил по скалам и не скрывал своего веселья, когда особенно буйная волна обдала меня с ног до головы и заставила припасть к камню.
На мысу мы сбросили ношу в море и пошли обратно за следующей партией. Течение и прибой сами доставили наш строительный материал в бухту и выбросили на берег у облюбованной нами площадки.
Наш второй дом по замыслу должен был стать еще меньше первого. Да какой там дом: конурка с крышей из пальмовых листьев, открытая с одной стороны и поднятая над землей, чтобы предотвратить визиты полудиких свиней. Высота трех стен, набранных из жердей мио, позволяла удобно сидеть внутри, но встать в рост мы могли только под коньком крыши. Вся конструкция крепилась прочным лубом. Из местного гибискуса получались отличные веревки. От земли к входу поднималась лестница; ширина помещения позволяла лежать поперек на куче пальмовых листьев у задней стены. Крыша — плотная, водонепроницаемая; зато между тонкими жердями стен луна и солнце заглядывали к нам в дом. И мелкие вещи постоянно проваливались в щели в полу, пока мы не накрыли его свежей панданусовой циновкой.
В первую ночь в новом гнездышке наш сон нарушила хрюкающая свинья, которая так истово чесалась об один из столбов, что неустойчивая' постройка закачалась, грозя опрокинуться. Утром мы укрепили легкий каркас штакетником; он соединял столбы и не позволял свиньям забраться под хижину.
Мы еще намеревались сложить каменную печь под навесом, как в Омоа. Однако Теи Тетуа решительно воспротивился. Мы его гости и должны столоваться у него. Он забрал наш единственный закопченный котелок и унес к себе.
Так началась наша счастливейшая пора на Маркизских островах.
Тахиа-Момо, которую старик называл просто Момо — Малышка, сразу подружилась с Лив. С появлением в долине второй женщины Тахиасловно обрела мать — мать или подругу, с которой можно было делиться тем, что нисколько не занимало старого отшельника. По местным— меркам Момо считалась чуть ли не взрослой женщиной, и старшая подруга была для нее ценной наставницей, но и сама она не оставалась в долгу. Мы с Теи часто заставали их сидящими вместе на траве у речушки. Выступая в роли учительницы, Момо показывала Лив то, что раньше на Mapкизах умела каждая вахина: как делать белую волокнистую материю тапа, вымачивая и отбивая полосы луба хлебного дерева; как плести красивые корзины из лиан и пальмовых листьев; как вить и сплетать бечевки, веревки и канаты из кокосового волокна; как плести циновки из тонких полосок листьев пандануса; как вычищать и сушить на огне бутылочные тыквы, превращая их в прочные сосуды; как из смолы делать клей и замазку, а из земли, золы и растительного сырья — красители; как добывать благовония из растений; как связывать гирлянды из цветов и ожерелья из орехов и раковин.