Фаворит
Шрифт:
Если бы мне предстояло без затей пустить на дно франков, я бы даже не парился, но не все так просто. Топить категорично нельзя, а это значит – только абордаж. А на посольском нефе не менее полутора сотен бойцов, из них с десяток тяжеловооруженных дворян. И все это против моих семи десятков абордажников. Даже если к ним добавить Логана с его оболтусами да меня с близнецами, все равно очень неравнозначно получается. Но это я кокетничаю, в любом случае картечь свое дело сделает…
– Гуттен!!! Гуттен!.. – вдруг завопили Луиджи и Пьетро. Эти чертенята,
На скрытом дымкой берегу стал просматриваться маяк на мысу и мой замок. Я громко ругнулся – времени нет, а домой хочется просто непереносимо, принял от Веренвена песочные часы и отдал команду:
– Верхняя левая батарея, товсь!
Орудийная прислуга живо разбежалась по орудиям, с громким хлопаньем вылетели пробки из дул, лязгнули крышки зарядных ящиков…
Горка светлых песчинок в нижнем отделении часов стала неумолимо расти…
Канониры ловко вставили зарядные камеры в фальконеты, и тут же забухали деревянные киянки, заклинивая их в казенной части.
Обер-цейхвахтер Симеоне пробежался по батарее, громко стукнул дубинкой по голове ученика канонира, замешкавшегося с запальником, и истошно проорал:
– Верхняя батарея левого борта готова!!!
Я глянул на скатившиеся вниз последние песчинки и скомандовал:
– Залпом, огонь!..
Снопы огня в облаках белого дыма протянулись над водой, резкий грохот заглушил вопли буревестников. Я довольно кивнул и бросил вытянувшемуся рядом обер-боцману Андерсену:
– К раздаче винной порции и приему пищи – приступать. Мне сервируйте в каюте. И пригласите юнкера ван Брескенса с его эскюэ ко мне на обед. Хватит ему абордажников дрючить… Что? Травят за борт оные эскюэ? Тогда без них…
В каюте плюхнулся в свое кресло и прикрыл глаза. Запах кожи, стали и пороха, разбавленный ароматом арманьяка, с оттенком вездесущего трюмного смрада, острые оттенки моря – все это раньше умиротворяло, создавало ощущение домашнего уюта, а сейчас…
Давит что-то, и давит на сердце… вот только что – никак не могу понять. По своим крошкам соскучился? Не иначе, так… Но ничего…
– Мой господин без настроения? – Земфира приняла у меня меч, метнулась к комоду и вернулась уже со стопкой, полной арманьяка, и куском хлеба с паюсной икрой.
– Есть немного… – Я опрокинул в себя рюмку. – Ты сама как? Не мутит?
– Мой господин… – Сирийка присела в глубоком книксене, а потом рассмеялась и крутнулась в танцевальном па. – Мой господин, ваша недостойная рабыня родилась на корабле…
Я просто кивнул ей и, взяв с ломтя хлеба кусочек икры, забросил его в рот. Не мутит так не мутит, одной заботой меньше.
– Жан… – Сирийка примостилась на подлокотнике кресла и склонилась к моему уху. – Жан, а зачем ты заставил меня взять свои лучшие платья и драгоценности? Неужели возьмешь с собой на прием к какому-нибудь герцогу? А-а-а, я догадалась: ты просто хочешь всегда видеть меня красивой?
– Ты
Сирийка скользнула мне на колени, прижалась к груди и прошептала:
– Иногда… по маме и отцу… Но когда ты со мной, все горести проходят… А почему ты спрашиваешь?
– Может так случиться, что ты скоро увидишься со своим отцом.
– Так ты… – Земфира отстранилась, в ее глазах блеснули слезы. – Ты везешь меня отдавать?..
Я покачал головой и прижал к себе девушку:
– Глупая ты… Сама решишь, отправляться с ним или нет. А я приму любой твой выбор…
– Правда? – Сирийка недоверчиво посмотрела на меня.
– Правда. И еще… Я хочу, чтобы ты поняла: ты достойна большего, чем имеешь со мной. Я никогда не смогу взять тебя в жены, никогда не смогу официально признать наших детей; мало того, может так случиться, что у меня появится жена – увы, даже помимо моего желания. Нам надо подумать, как быть… – И добавил, видя полные возмущения глаза сирийки: – И еще раз: я приму любой твой выбор…
– Ты не будешь меня принуждать? – Земфира заговорила после долгой паузы, во время которой проницательно смотрела мне в глаза.
– Нет.
– Хорошо, мой господин… – Сирийка улыбнулась. – Я верю тебе и поступлю по велению своего сердца. А что до всего остального тобой перечисленного… Знаешь… мне гораздо важнее твоя любовь. И большего не нужно…
Я поймал ее ладошку и прижал к своим губам. В голове мелькнула мысль, что, если сирийка все же решит отправиться со своим отцом, мне ее будет очень не хватать…
– Клятые размазни!!! – Дверь брякнула и, громко топая сапожищами, в каюту ворвался Тук. – Ну ничего, три шкуры спущу со стервецов…
– Не бурчи, братец, лучше присядь и налей себе… – Я показал глазами на флягу. – И вообще, ты о ком?
– Простите, сир… – Логан узрел Земфиру на моих коленях и сконфузился. – О ком же еще, об этих лоботрясах, конечно.
– Его милость ведет речь о своих оруженосцах, наверное. – Сирийка ловко плеснула арманьяка в стопку и подала Логану.
– Благодарю вас, прекрасная госпожа… – Скотт с поклоном принял рюмку, смешно зажмурил глаза и опрокинул ее содержимое в рот. – Уф… О них, стервецах… Позорят меня, ироды…
– Сир!!! – В каюту заполошно влетели близнецы. – Сир!!! В замке на донжоне спущен ваш флаг, а маяк подает какие-то сигналы. Мы сами видели в подозрительную трубку…
– Подзорную трубу… – машинально поправил я Луиджи, а потом вскочил с кресла и заорал: – Что?! Как «приспущен», мать вашу?!
После чего, уже догадываясь о причине своей непонятной тревоги, вылетел на палубу и уставился на замок. Что случилось с флагом – я так и не рассмотрел, но огонь на маяке действительно бился, словно в истерике. А мгновением позже на стенах замка появились маленькие клубки дыма.