Фаворитки
Шрифт:
«Чтобы сильнее приковать к себе своего августейшего любовника, — говорит тот же историк, — Бианка Капелло достигла искусными и остроумными изысканиями такого совершенства, что в ней, казалось, было двадцать равно обольстительных женщин. Сегодня томная, завтра живая и радостная, в это утро целомудренная и почти боязливая в сдержанных выражениях нежности, а вечером, подобно вакханке, в опьянении отдающаяся всем восторгам страсти, — как Протей, способная являться во всех формах, — Бианка в одно и то же время действовала и на сердце, и на чувства великого герцога, на его ум и на его душу, восхищая
В 1568 году она поселилась во Флоренции в великолепном дворце — Строцци. В то время как Анна Австрийская, уединясь в своих суровых покоях палаццо Питти, важно слушала чтение какой-нибудь священной книги, Франческо Медичи, сидя рядом со своей дорогой Бианкой в изящном будуаре или изнеженно лежа у ее ног на траве, упивался с нею любовью.
Наверное, в Строцци за один час расточалось столько же улыбок, сколько в Питти за целый год, а между тем постоянно, когда она проезжала мимо жилища Анны Австрийской, Бианка с трудом удерживала вздох. Почему? Если дворец Питти был мрачен внутри, он был так же сумрачен и снаружи… Прочтите у Тэна в его путешествии в Италию, он там превосходно описывает это мрачное колоссальное здание!..
Это была скорее тюрьма, чем дворец. А Бианка Капелло завидовала участи этой женщины, жилищем которой была эта каменная громада!..
Но та, хотя и покинутая, была первой в Тоскане. Она была великою герцогиней.
Бианка Капелло хотела занять ее место.
Это было в 1577 году; прошло четырнадцать лет, как Бианка стала любовницей великого герцога, — правда, только лишь любовницей, не более.
Анна Австрийская оставалась покинутой Франческо Медичи; к великой досаде Бианки Капелло, Анна Австрийская, умершая для света, продолжала жить в той великой гробнице, которая называлась дворцом Питти.
Надо, однако, полагать, что несмотря на отвращение, питаемое Франческо Медичи к своей жене, он время от времени, с целью продолжить свой род, сближался с нею, поэтому три раза она дарила ему по ребенку. То были плоды чисто политических сношений, но — плоды женского рода, а великий герцог ждал сына.
Кристаллизованная льдина, воистину, ни на что не была годна.
Желание Франческо иметь сына подсказало Бианке план, который позволило осуществить долгое путешествие герцога.
Согласившись с Инессой Мандрагоне, с годами ставшей еще более преданным другом, Бианка, за три месяца до того, как великий герцог готовился покинуть Флоренцию и отправиться в Вену, начала проявлять все признаки беременности. Вспыльчивость и раздражительность, чрезмерная чувствительность, беспричинная печаль и беспричинная радость — все было пущено в ход, чтобы уверить любовника в его будущем отцовстве.
Легко обманываются тогда, когда чего-то ждут, а Франческо уже давно хотел ребенка от Бианки. Наконец желание его исполнилось, он благословил небо, и когда уезжал, то не было такой нежности, какую он не обратил бы на нее, касаясь дорогой надежды, которую она носила под сердцем.
— Помни, — улыбаясь, сказал он ей, — что у меня нет сына и что, следовательно, когда я вернусь, ты должна дать мне сына.
— Я буду молиться Богу, чтобы вы были удовлетворены, — скромно ответила Бианка.
Оставшись одни, Бианка и Мандрагоне разразились хохотом.
— Да, я представлю ему сына, когда он вернется, — сказала Бианка. — Но нужно найти этого сына.
— Мы его найдем! — ответила Мандрагоне. — Когда дают деньги, ни в маленьких детях, ни в больших недостатка не бывает… Только, если вы мне верите, синьора, мы его будем искать не во Флоренции. Здесь слишком много глаз! Напротив, в Кастелини мы будем совершенно свободны. К тому же вокруг вашего дворца есть много хижин бедняков, которые всю свою жизнь занимаются увеличением народонаселения Тосканы… Одним наследником больше или меньше за несколько золотых монет — раз плюнуть для этих мужиков… Нам останется только выбрать.
— Но, — возразила Бианка, — кто поручится нам, что эти мужики сохранят тайну нашего торга?
— Не беспокойтесь, когда мы будем там, мы все устроим.
Через три месяца, под тем предлогом, что городской шум ее утомляет, Бианка отправилась в свой увеселительный дворец у подножия горы Мурельо. Там, несколько дней спустя, в сопровождении своей подруги, она начала не то чтоб настоящие розыски — было еще слишком рано, — но разведку того, что им требовалось.
Инесса Мандрагоне не ошиблась, стоило только побывать в хижинах по соседству с дворцом. В Мурельо, Монтелупо, Фиезоле божественное изречение «Плодитесь и размножайтесь!» приводилось в исполнение с несравненным радением. Эти деревушки были истинными рассадниками ребят.
— Это странно! — говорила Бианка Мандрагоне. — Все эти женщины, большинство которых ничего не может дать своим детям, кроме бедности, — плодовиты, а я, сын которой был бы принцем, — бесплодна!
Мандрагоне не знала, что ответить Бианке; философ ответил бы ей:
— Бог благословляет законные союзы и отвращается от прелюбодейной любви.
Среди других хижин, в которые любила заходить Бианка, мечтая о том сыне, которого она хотела купить, была хижина рыбака из Мурельо, по имени Джиакомо Боргоньи, жена которого была беременна шесть месяцев. Антонии было девятнадцать лет, она обожала своего мужа. Между тем последний обходился с ней холодно.
На вопрос, сделанный однажды Бианкой о характере ее мужа, Антония отвечала:
— Увы, синьора! Мы очень бедны, и с тех пор, как я беременна, Джиакомо с еще большей грустью видит нашу бедность. Он говорит, что имея только для двоих, нам нечего делать с ребенком… а не имея возможности жаловаться на милосердного Бога, он жалуется на меня… Как будто это моя вина!..
Бианка и Мандрагоне обменялись взглядами. Этот человек, который сожалел, что он отец, годился для них, с ним можно было уладить дело.
— Правда, — сказала Мандрагоне, — ребенок — тяжелая ноша!..
— О! — возразила крестьянка. — Но это также счастье!..
— А! Так вы не разделяете чувств вашего мужа?..
— Я?.. О нет!.. Я говорила Джиакомо, что, когда наш ребенок родится, он не будет нам в тягость, сначала я буду кормить его моим молоком, потом… потом моим хлебом. Я буду есть немного меньше — вот и все.
— Мать будет труднее убедить, чем отца, — сказала по окончании этого разговора Бианка Мандрагоне.
— Ба! — ответила последняя. — Если он прикажет, она послушается. Словом, мы увидим, что нам делать, когда настанет время.