Файф-о-клок
Шрифт:
– А что? – испугался я. – Это одноразовая китайская подделка?!
И принялся искать штрих-код на Маш'a.
– Ну ты придурок! – с восхищением заметила продавщица. – Я много тут видела извращенцев и никак не ожидала встретить соотечественника!
Она засунула Маш'a в коробку, покидала туда же нижнее белье и торжественно вручила мне.
– Хорошего уик-энда! – сказала продавщица. – Я сделала двадцатипроцентную скидку!
В приятном расположении духа я вышел из секс-шопа и направился к себе в отель. Благо, что до «Карл Инн» было рукой подать. И возле ресепшена, как обычно, столкнулся
– В чем дело?! – разорался я.
– Там то, что написано на коробке?! – спросил портье, не доверяя собственному зрению.
– Ну разумеется! – подтвердил я. – Вам здесь показать?! Или пойдем в номера?!
Но портье категорически отказался смотреть на Маш'a. Даже под страхом увольнения. Тогда я хмыкнул и поднялся к себе.
– Чего притащил? – спросила Анна, которая мучалась от головной боли после вчерашнего похода по пивницам.
– Классную штуку! – сообщил я и вытащил из коробки сексуальную куклу. – Только надуть надо!
Анна все еще находилась под впечатлением от встречи с Машей и накануне выпила пива больше обычного. Можно сказать, нагрузилась выше ватерлинии, и теперь – принимала аспирин.
– Я не могу фукать, – призналась Анна. – Сам надувай…
И пришлось мне ухаживать за Маш'a. Надувать и натягивать на нее чулочки. А это оказалось труднее, чем раздевать кого бы то ни было. Анна же вызвалась позвонить портье. Я попросту не хотел с ним разговаривать.
– Алло! – томно сказала Анна. – Нельзя ли нам в номер шампанского и фруктов?
Через пятнадцать минут все было готово для оргии. Маш'a в чулочках сидела на кровати, надеясь на лучшее, и как будто хотела сказать – «ма! – ма!». Я откупорил бутылку шампанского, но забыл закрыться на ключ, а может, поступил так намеренно. И когда заглянул портье, которому до смерти хотелось узнать, что мы делаем, – он застал вакханалию в самом разгаре…
– Гадина! Сволочь! Уродина! – эротически вскрикивала Анна и после каждого эпитета кидалась в Маш'a мандаринами.
Так что портье был несколько разочарован.
– В чем дело?! – разоралась на него Анна.
– Я стучался, – предупредил портье. – Но вы были заняты и не слышали. А мне показалось, что здесь совершается смертоубийство.
– Если бы! – размечталась Анна.
– Тогда, – заметил портье, – позвольте откланяться! Не надо ли еще шампанского?
– Лучше мандаринов! – призналась Анна и указала на Маш'a. – С этой особой у нас не сложились отношения.
– Я понимаю, – сказал портье. – Но мандарины закончились. Могу предложить киви!
– Давайте! – согласилась Анна. – Мне без разницы!
Портье хотел удалиться, взялся за ручку двери и неожиданно завис, как «Windows Millennium»… Во всяком случае, он с минуту о чем-то размышлял и туманно улыбался.
– Завтра пройдусь по секс-шопам, – заявил портье, – и подыщу себе куклу «Хозяйка отеля». А киви я сейчас принесу! Не извольте беспокоиться…
Надо сказать, что наша Маш'a была блондинкой. Однако уверен, что в хозяйках отеля портье разбирается лучше, и поэтому – я воздержался от рекомендаций. Как надувать и что дальше делать…
Недоделанная
– Если
Здесь он явно погорячился…
Ночь я провел на столе в испытаниях, ворочаясь и постанывая. И вера моя в Господа нашего Иисуса Христа настолько окрепла, что поутру я рассчитывал увидеть злобную тварь в гематомах от Его десницы. Однако Господь не торопился, а я побаивался навести порядок, помня – как ловко посланница кардинала Орсини управляется с кувшинами и табуретками. Ее не заботило, где мне спать и в каком углу преклонить колени, чтобы Господь услышал мои молитвы… Злобная тварь выпила на ночь кувшин вина, что принес трактирщик; закусила чем Бог послал и завалилась на единственную кровать прямо в рясе.
– Сплю я чутко, – предупредила она. – Поэтому не вздумайте присоседиться… Убью сразу!
Я поспешил заверить, что мне больше по душе дьявол, чем его прислужники. Во всяком случае, не так обидно терпеть неслыханные притеснения…
До этих слов продиктовал N. N. свой «Файф». Смерть писателя, наступившая 23 марта 2005 года от руки редактора, заставила N. N. умолкнуть навсегда…
О
Пять интервью с Иржи Грошеком
Интервью первое
Философия как игра
1. «Правда и ложь как синонимы трагического и комического»
Ощущение после Вашей прозы: грандиозная выдуманная правда. Это такая же реальность, как смерть: она будет точно, но никто до конца в нее не верит. Как Вы ощущаете ложь? Что такое творческая ложь и возможно ли без нее творчество?
Как говорила одна моя знакомая, женщина по происхождению, «правду надо говорить всегда! Только – не всю…». На самом же деле «творческая ложь» и «творческая правда» – одно и то же. Например, образ Валерии составляют реальные женщины – сколько и в каких «пропорциях», об этом знаю только я. Носик – оттуда, ушки – отсюда, хвостик – из античности. Но это отнюдь не собирательный образ из моих жен и подружек. Просто, как «доктор Франкенштайн», – я сотворил себе приятельницу. Да, возможно, получился монстр, но – в реальной жизни она была еще хуже! (Курсив Иржи Грошека.)
И вообще, всякую мистификацию составляют вполне реальные вещи. Все дело именно в пропорциях. Как я ощущаю ложь? Я в нее верю – от рассвета до обеда. После чего иду пить пиво в ближайший бар и наблюдаю скучную правду. Что в добрую кружку помещается всего лишь пол-литра. Что люди в баре спорят ни о чем, поскольку завтра они вернутся обратно и будут спорить о том же самом. И вот я сижу там и, глядя на них, думаю, что в действительности подлинной правды нет. Поскольку все вышесказанное – я вам наврал. А насколько творчески и в каких пропорциях – судить не мне…