ФБР

Рыжков Александр Сергеевич

— Слушай, я и не заметил, как превратился в такое дряхлое дерьмо, — сказал Зиновий зеркалу.

Губы усталого старика в зеркале шевелились в такт словам Зиновия. После он зачерпнул воды из умывальника и смочил лицо.

— Нет, разве таким можно на пенсию идти? Ветхий старикан, дедуган-дедуган-дедуганище, — пробурчал Зиновий Сергеевич.

— Таракан-таракан-тараканище, — перекривлял старик в зеркале.

— Чего, простите? — опешил Зиновий.

— Чего, простите, интеллигент хренов, нет, чтобы матом, как раньше… — упрекнул зазеркальный Зиновий.

— Так, а тебе какое дело? — скрестил на груди руки обычный Градов.

— Да, собственно,

никакого, разве что я твоё отражение, твоё «Я», а так — плевать я хотел на всё, чем ты занимаешься и на всё, о чём ты так громко ноешь, — в ответ скрестил на груди руки зазеркальный Градов, но сделал это нарочито не так, как его оригинал.

— Не ною я ничего, — набычился нормальный Зиновий.

— Как же, как же, — ухмыльнулось зеркальное отражение, — слышал бы ты свои мысли. Одна унылей другой. Всё ноешь и ноешь. Ноешь и ноешь. Жена у него, понимаешь, фригидная мегера, жизнь у него, понимаешь, сложная вся, проблематичная, опостылевшая… Только и думаешь, что о пенсии своей долбанной.

— Не говори так! — топнул ногой Зиновий.

— А то что, зеркало разобьёшь? — как можно язвительней спросило отражение. — Так я ведь из другого тебя достану. Все зеркала города Н не перебьёшь. А если и перебьёшь, я тебя из лужи достану, из наполированной поверхности стола, из донышка металлической чашки, из…

— Я понял, можешь не продолжать. Ты лучше другое мне скажи: чего тебе от меня надо?

— Ну, как минимум, чтобы ты понял одну простую вещь. Пенсия в Ялте — это твоя идея-фикс, твоя вредная одержимость, твой опасный мираж.

— Вот что ты сейчас мелешь? — разозлился Зиновий. — И ещё смеешь себя моим отражением называть? Ты прям как злобный гном какой-то, чесслово. На пенсии я наконец-то получу заслуженный отдых, я забуду о жизненных проблемах и хоть под конец жизни начну ей, этой жизнью, хоть как-то наслаждаться.

— Слушай, Градов, ты сам себе веришь?

— Тебе я точно уж не верю, ведь ты какое-то кривое отражение. Нормальное отражение было бы со мной заодно.

Глаза у зазеркального Зиновия загорелись недобрым светом:

— Вот смотри, ты ведь сам сказал, что в дряхлое дерьмо превратился.

— Ну сказал, и что здесь? А может, это не я дряхлое дерьмо, а ты? Увидел я тебя, и подумал на себя.

— Не смеши. Я всего лишь твоё отражение. Ты видишь во мне только себя, никого больше. Я, так сказать, твой глас трезвого разума, что ли…

— Зубы заговорить пытаешься? — Зиновий одарил зеркало сардонической ухмылкой.

— Короче, Градов, не уходи от темы, — не поддалось отражение. — Что здесь ты дряхлое дерьмо, что в Ялте таким же будешь, улавливаешь нить?

— Нет, — соврал Зиновий.

— Поясняю для особо непонятливых. От себя не убежишь. От своей дряхлости, если в частности. Душевной дряхлости. Как ты сможешь наслаждаться жизнью в пансионате Ялты, когда ты, по большому счёту, разучился ею наслаждаться? Не Ялтой, а жизнью, если быть точным.

— Я такси недавно вызвал, соседей всполошил, почти все семейные деньги спустил. И с Лизой разругался в конец. Это, по-твоему, разучился наслаждаться жизнью?

— Слушай, дядя, кого ты обмануть пытаешься? Самого себя? Не смеши меня. Твои последние поступки — трепыхания утопающего в море собственной неполноценности. Причём, эту неполноценность ты развил в себе сам. И нечего здесь винить Лизу. У самого на плечах голова есть.

— Я…

— Да помолчи ты хоть сейчас. Было время, когда говорить надо было, а теперь стой и слушай. Ты сам затянул себя в эту жопу «красного и чёрного секторов» на датчике настроения. Как ты из неё выбираться будешь — твоё дело. Сейчас у меня особых идей на этот счёт нет. Разве что перестань винить в своих неудачах весь мир. И это… Альберт Зарецкий умер не по твоей вине. Это всё Толик с Сержиком — два старых тупых ушлёпка. Вечно они спорят о всякой ахинее и других в свои споры втравливают. Довтравливались, матерей их за ноги, что Альберта сгубили и тебя косвенно виноватым сделали. Но ты сам прекрасно понимаешь, насколько эта косвенность «липовая». Ты не виноват. Альберт вполне мог поскользнуться не на твоих рассыпанных шахматах, а на, скажем, банановой кожуре.

— Да, вот только бананы уже лет тридцать к нам не завозят…

— Какая разница? Ты бы ещё про Интернет вспомнил… Градов, перестань быть УГ, договорились? Перестань и займись собой. Начни видеть на медали жизни и светлую сторону, договорились?

— И-Н-Т-Е-Р-Н-Е-Т, — вдался в мечтания истинный Градов. — Когда-то он был… У каждого второго, если вообще не у каждого первого были свои собственные компьютеры: стационарные, ноутбуки, нэтбуки, айпады… Bluetooth, 3-G, Wi-Fi… У меня когда-то и машина даже была. Старенькая «таврия». Ломалась, правда, каждую неделю, но зато своя. СОБСТВЕННАЯ!

— Ну вот опять, Градов, ну вот опять! — возмутилось отражение. — Я ему про Фому, а он мне про Ерёму! Перестань жить прошлым. Перестань жалеть о нём. Перестань сетовать на жизнь! И, если честно, про «таврию» лучше не вспоминай, договорились?

— Слишком ты много советов даёшь. Болтун ты, вот кто.

— Я бы с тобой ещё с радостью поговорил, но, извините, действие «Пряной ночи» заканчивается. Давай, близнец, до связи…

Зиновий Сергеевич открыл глаза. В голове было ясно, как в майское утро после дождя. У каждого человека своя реакция на байган — всё зависит от специфики нервной системы и, конечно же, от разновидности «маски счастья». Кому-то в голову приходят красочные картинки с волшебными замками, феями, драконами и прекрасными эльфийскими женщинами. Кому-то просто хорошо, спокойно, без лишних видений. Кто-то оказывается на другой планете и общается с её обитателями, либо бродит по её девственным равнинам и лесам, плавает в неосквернённых водоёмах. Часты случаи попадания на планету Дагантола — родину дагонцев. У врагов народа вместо подобных прелестей просыпаются психокинетические способности.

Всё сугубо индивидуально. Хотя в ближайшем будущем разработчики байгана обещают выпустить на рынок специфические «маски счастья», склонные вызывать определённые эффекты — по желанию покупателя.

Обычно воспоминания о «байгановом сне» смутны. Люди помнят лишь некоторые размытые отрывки из видений. И, конечно же, испытывают при этом жгучее желание вспомнить всё остальное. Поэтому спрос на байган никогда не падает…

Правда, бывают и исключения — значительная часть, а порой и весь сон отбивается в сознательной памяти. На памяти Зиновия таких случаев было три. Первый, когда он бродил по берегу реки на Дагантоле, срывал удивительные, не похожие на земные цветы (если это были цветы), кидал оранжевые камешки в пурпурную воду и дразнил небольших, размером с земную крысу фиолетовых гладкокожих зверьков с узкими мордочками и наборами приплюснутых немигающих глаз — на голове, боках и раздвоенном хвосте. У зверьков не было лапок, и Зиновий потешался с того, как эти неуклюжие на первый взгляд создания передвигаются по суше — перекатываются боком, орудуя раздвоенным хвостом. Довольно быстро и ловко, стоит отметить.