Федералист
Шрифт:
— Двести ярдов! — прокричал один из мастеровых, напряженно всматриваясь в заранее отмеренное расстояние и положенные для лучшей доходчивости белые камни на каждые пятьдесят ярдов.
— Отходим за повозки, — небрежно ответил Корсель.
Приказ был достаточно внятным и поверг его в недоумение еще тогда. Стоило ломать спины и возиться со всем этим железом, чтобы бросить под ноги противнику без боя. «Военное искусство — это простое искусство, вся суть его в исполнении, — вроде как „объяснил“ Эймс. — Обычно ставлю в известность о целях действий, но бывают
— Сто ярдов! — прозвучало, когда рота отступила к повозкам и опять встала.
— А ведь это ружейные стволы, — озадаченно сказал кто-то из нижних чинов.
Корсель убедился в правоте говорившего. Прежде этот механизм отсутствовал, смонтировали буквально сейчас. Скрывали?
— Начали! — крикнул срывающимся голосом Дэвид Хеннесси, и тихое гудение рядом сменилось ревом бесперебойной стрельбы.
По рядам наступающих прошел свинцовый ветер, валя солдат и офицеров десятками. Ружейные стволы выплевывали пули непрерывно, сметая полки вчистую.
— Господь наш милостивейший, — сказал не менее потрясенный сержант рядом, не сознавая, что он произносит вслух. — За пару минут уничтожили целый полк.
Виктор невольно перекрестился. Ничего более страшного Корселю до сих пор видеть не доводилось. Бездушный механизм кромсал людей, причем никакой артиллерии такая бойня и не снилась. Между выстрелами пушек проходило какое-то время, иногда можно было броском преодолеть расстояние до врага. Здесь пули неслись сплошным потоком. Причем, судя по всему, валили сразу несколько рядов в глубину. При плотном строе это давало жуткий эффект.
— Превосходно, превосходно, превосходно, черт побери! — бормотал рядом знакомый голос, но Виктор не отвлекаясь продолжал смотреть завороженно на происходящее.
Испанцы не выдержали, уверенный шаг сменился развалом фронта, а затем солдаты дрогнули и стали отступать. Почти сразу рев машин прекратился, только слышалось потрескивание, как бывает при остывании раскаленного металла.
Разбитым полкам уже ничто помочь не могло. Откуда-то сбоку выскочила немалая группа федеральной кавалерии. С гиканьем, свистом и воплями набросились на остатки пехотных колонн. Сумей собраться в каре — те имели бы шанс отбиться, однако управление явно было потеряно, испанцы побежали, спасаясь. Началось самое жуткое, что бывает в подобных условиях: рубка бегущих.
— А ведь драгуны ждали специально, — сказал сержант. — Почему нас не предупредили?
— Кого надо, поставили в известность, — заявил капитан, столь же недоумевающий, но не желающий сознаться в невежестве.
Нет, сейчас он понимал всю эту таинственность, запрет на общение и даже причины, по которым его оставили в неведении. Такое оружие огромный сюрприз, и использовать его необходимо внезапно. Стоило слухам пойти раньше времени — неизвестно, как бы повернулось. Накрыли бы, к примеру, их повозки артиллерией издалека — и привет большой. Судя по итогам, механизмы кидают пули не дальше обычного мушкета. Но все равно было обидно. Генерал мог бы и нормально объяснить хотя
— Стоять! — зарычал сержант, хватая за плечо одного из команды, наводившей машины. — Что это было?
— Паровой пулеметатель, — гордо ответил тот, уже явно не видя причин продолжать скрытничать. Да и похвастаться наверняка хотелось. — Способен пробивать ружейной пулей, вытолкнутой из ствола паром под давлением около шестидесяти трех атмосфер шестимиллиметровый железный лист или одиннадцать поставленных друг за другом сосновых дюймовых досок, а непрерывная очередь «прогрызает» дыру в кирпичной стене.
Про атмосферы никто из слушателей не понял, но основная мысль и так прозрачна до безобразия. Такая пуля могла прошибать сразу несколько человек насквозь, калеча и убивая.
— И стоит всего ничего. Пятнадцать тысяч выстрелов из ружья требовали пороха стоимостью пятьсот двадцать пять фунтов стерлингов либо пара стоимостью всего в четыре у нашей установки.
Не считая затрат на саму машину, отметил капитан, внимательно слушая. Иной раз и из хвастовства можно многое извлечь.
— Скорострельность возможна до тысячи выстрелов в минуту.
— У вас столько патронов-то есть? — подозрительно спросил сержант.
— Почти закончились, — сознался техник. — Зато результат каков. — Он сделал широкий жест в сторону валов из трупов на поле перед ними.
— Кеннет, чертов сын, — крикнули от повозки, — хорош болтать, сюда иди.
— Пары они разводили минут пятнадцать, если не больше, — сказал один из солдат, — один из стволов под конец замолчал. В наступлении бесполезно, но в обороне — во!
— Да уж, спасибочки, — поддержал второй. — Нас бы покрошили только так!
— Кто дал разрешение покидать строй и болтать? — привычно заорал сержант. — По местам, бараны, день еще не закончился!
Большой вес, трудности доставки, необходимость угля и профессиональных специалистов, прикидывал Корсель для непременной докладной. Наверняка генералу потребуется мнение от очевидца. Рядовой прав. Такая штука хороша в обороне. При движении неуклюжа и медлительна. Дальность мала, и правильней использовать из укрытия внезапно. Второй раз так легко не выйдет. Хм… а если установить на корабль? Занятная мысль. Он сам везет, и сближения обычно не происходит быстро, позволит нагнать пар.
— Внимание! — прокричал, обрывая мысли. Надо было срочно переместить солдат, создавая прикрытие для пулеметателей. Еще не хватает потерять их в самом конце, празднуя победу. — Рота, к бою!
Пока они обсуждали новое оружие, на поле произошли очередные изменения. Драгуны слишком увлеклись резней пехоты и оставили без внимания контратаку испанских кавалеристов. Теперь, в свою очередь, федералисты были рассеяны и отходили к позициям Корселя.
Знакомый всему лагерю здоровенный драгунский сержант, взявший кучу пленных и отмеченный командующим, остановился рядом. Конь тяжело дышал, да и сам смотрелся не лучшим образом. Следы крови и усталость на грязном лице.