Федор Чижов
Шрифт:
Тягостное впечатление на Чижова произвело далеко зашедшее онемечение в ряде славянских поселений, особенно в так называемой Военной Границе. «На это поколение нет никакой надежды, — сокрушался он. — Будет ли, нет ли что-нибудь от следующего, а это сильно понемечено»; «Как грустно мне видеть, что все это далеко и сильно далеко от того, что я предполагал [145] ,а предполагал не только a priori,но судя по Далмации. Вот тебе и раз — скоро начинают разрушаться понятияо близком славянском оживлении»; «идея всеславянства — пока решительно частная идея, нисколько не заметная в действительной жизни». Вывод напрашивался сам собой: так как Россия — единственная в славянском мире держава, сохранившая свою независимость, то очевидно, что «славянский период разовьется у нас и нами двинется» [146] .
145
Здесь
146
Там же. С. 165, 172, 174–176.
В одном из писем к Языкову из Загреба Чижов признавался: «… Я пока совершенно запутан всем, что вижу» [147] . Приезд в Хорватию «киевского славянофила» Н. А. Ригельмана, родственника Григория Галагана, был как нельзя кстати. Николай Аркадьевич отчасти уже имел налаженные контакты с местными политическими и общественными деятелями, что облегчало для Чижова задачу лучшего понимания сложного соотношения сил, определявшего ход освободительного движения в землях австрийских славян. Вместе они общались как с хорватскими лидерами, так и с простым народом, изучали все доступные книги и периодическую литературу по Иллирийскому краю.
147
Письмо от 30. V. 1845. — ИРЛИ, Ф. 1487.VII. С.5. Л. 21 об.
Особо заинтересовал путешественников из России литературно-критический журнал «Коло», который редактировал видный деятель иллирийского движения хорватский поэт Станко Враз. «„Коло“ — очень недурная книга, — отозвался об этом издании Чижов, — в ней статьи весьма и весьма дельные» [148] .
Федор Васильевич проявил себя горячим сторонником расширения контактов издателей «Кола» со славянофильскими писателями в Москве. Через А. Н. Попова он стал хлопотать о присылке славянофилами статей для ближайшего выпуска журнала. В одном из писем к Попову Чижов сообщал: «<В Загребе> Хомякова стихотворения читают как Священное Писание, и вообще все, что появляется в славянском духе, принимается с восторгом… Здесь сильно нуждаются в книгах нашей литературы» [149] . Именно в эти годы на хорватский язык были переведены Пушкин, Лермонтов, Веневитинов, а на страницах хорватских литературных журналов начинают регулярно помещаться статьи о русской литературе, музыке и театре. Высоко оценивая роль «матиц» (славянских литературно-научных и культурно-просветительных обществ) в деле общеславянского национального возрождения, Чижов планировал по приезде в Россию организовать сбор средств в пользу «матицы» у хорват. Также хорватские иллиры получили от славянофилов материальную помощь в размере 25 тысяч рублей для создания Национального хорватского музея и на продолжение издания журнала «Коло» и газеты «Даница».
148
Дневник Ф. В. Чижова «Путешествие по славянским землям 1845 года…». С. 167.
149
Отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ). Ф. 231. Д. 5. Л. 260 об., 261.
Самое благоприятное впечатление произвело на Чижова посещение Сербии: «Под турками славяне меньше терпят, чем под австрийцами» [150] . Любовь сербов ко всему русскому, хорошее знание ими русского языка и литературы рождали ответное братское чувство. Он подробно познакомился с положением дел в народном просвещении, интересовался сербским законодательством.
В Песте по рекомендации Ригельмана Чижов посетил словацкого поэта и ученого Яна Коллара, автора концепции славянской взаимности, изложенной им в статье «О литературной взаимности между племенами и наречиями славянскими». В свое время идея Коллара об избранности славянского племени и необходимости культурного общения между его отдельным ветвями «с целью предохранения славян от безумных порывов и пагубных заблуждений» нашла среди славянофилов горячих приверженцев. Статья была переведена на русский язык Ю. Ф. Самариным и опубликована в 1840 году в «Отечественных записках».
150
Дневник Ф. В. Чижова «Путешествие по славянским землям 1845 года…» С. 170.
Беседы Чижова с Колларом выявили несовпадение их взглядов на различие вероисповеданий у славян. Чижов выражал уверенность в том, что с единением всех славянских народов в Православной вере их братский союз стал бы поистине нерушимым и смог бы противостоять опасному натиску безбожного Запада, заинтересованного в разжигании религиозных противоречий. «Коллар стал уговаривать меня быть проповедником терпимости и безразличия религий, — передавал Федор Васильевич в дневнике подробности тех споров. — Я возразил, что это у нас невозможно… у нас
151
Там же. С. 252.
В гораздо большей степени общность взглядов на славянский мир и его будущее обнаружилась во время встречи Чижова в Пресбурге (Братиславе) с известным словацким публицистом Людевитом Штуром, адрес которого сообщил Чижову все тот же Ригельман. «В Штуре, — писал Чижов, — я нашел самого даровитого и умного из всех… славянских писателей»; «Штур понимает славянство в современном его виде… Странно, что идя совершенно иными путями в ходе мышления, воспитываясь под совершенно различными и обстоятельствами, и влияниями, мы беспрерывно сходимся с ним на одних заключениях» [152] .
152
ГА РФ. Ф. Третьего отделения (№ 109). 1 эксп. 1847. Д. 81. Ч. 15. Л. 5 об. Дневник Ф. В. Чижова «Путешествие по славянским землям 1845 года…». С. 253, 258.
По просьбе знакомых славянофилов Чижов вел подробные записи о своем путешествии. Цель его путевых заметок — издание в России книги, которая дала бы читателям представление о жизни зарубежных славян.
Чижов хотел как можно скорее сообщить в Россию свои впечатления о поездке по славянским землям. Но из боязни перлюстрации не доверял письмам. «О многом хотелось бы мне говорить с Вами, с Хомяковым, с Киреевским, которых… по Вашим рассказам, считаю себе близкими, — писал Чижов Языкову. — Я думал Вам передать подробности… но, знаете ли? Неприятно, когда почте делаются известны все семейные дела… и под предлогом осматривания, нет ли вещей, могущих перенести чуму [153] ,раскрывают все письма» [154] .
153
Курсив Ф. В. Чижова.
154
Литературное наследство. М., 1935. Т. 19–21. С. 140; ИРЛИ. Ф. 1487.VII. С.5. Л. 27.
Он решил как можно скорее возвратиться в Россию и лично познакомиться с «москвичами» — членами славянофильского кружка — и принять на их стороне непосредственное участие в горячих общественных спорах. Тем более что и Языков торопил: «Ждем вас в Москву. У меня не достало бы ругательных слов описать вам все гнусности и подлости, которые печатаются о нас в „Отечественных записках“»; «Я вообще против вашего пребывания за границей. Вы сделаете больше пользы в Москве, нежели оттуда. Заочное лечение больных редко бывает удачно… Особенно когда болезнь сильно уже укоренилась в несчастном организме: тут врач необходим лично, при самой постели больного» [155] .
155
Литературное наследство. Т. 19–21. С.135, 139.
Глава десятая
СЕРДЕЧНАЯ ТАЙНА
Путь в Первопрестольную лежал через Украину. Еще летом 1844 года Чижов обещал Языкову явиться в Москву в августе 1845 года [156] . Но вскоре дата приезда была отложена. Николай Михайлович и все члены славянофильского кружка насторожились: «В плане вашего возвращения восвояси смущают нас слова и в Киев в сентябре [157] :боимся, как бы вы не остановились надолго… в Малороссии; например, у Галаганов, которые вас любят и, конечно, ждут нетерпеливо, — но ведь и мы вас любим и ждем нетерпеливо, — и ждем в Москву» [158] .
156
Литературное наследство. Т.19–21. С. 125.
157
Курсив Н. М. Языкова.
158
Там же. С. 136.
Переехав границу у Радзивиллова, Чижов проследовал далее в Киев, оттуда в «земной рай» — Сокиренцы. Он не был в этих краях ровно четыре года. Всю дорогу его сердце учащенно билось. Федор Васильевич нашел разительное сходство Малороссии со столь полюбившейся ему Италией: небо той же чистейшей синевы, та же сочность, насыщенность красок природы, такой же певучий, шумный, веселый и открытый в проявлении своих чувств народ.
В селах все еще сохранялись народные обычаи. «Дивчины» на Зеленую (Троицыну) неделю плели венки и пускали их по воде, а в Иванов день прыгали через огонь. Они укладывали перевитые красными и синими лентами и полевыми цветами косы в богатые короны, а шеи украшали тяжелыми коралловыми монистами.