Феерическая Академия
Шрифт:
– Я тебя помню, – надменно усмехнулся Оберон, рассматривая ветерана битвы, о которой я была не в курсе. – Ты был снизу… А еще я помню на тебе седло…
– Ты догадлив, паучий король, – рассмеялся дракон, словно подавился. На лице Оберона было написано столько всякого, что впору одалживать блокнот, дабы детально постичь местные ругательства. – Раскинул сети, и сидишь, как Паук… Ждешь, когда к тебе приведут следующую… И так бесконечно… Заметь, я не убил ни одну фею… Я просто хотел вырваться…
– Я бы заставил тебя восстанавливать замок, но у тебя же лапки, – передернуло
– Твои феи превратились в ленивых мух, – прохрипел дракон, а его зубастая пасть оскалилась в подобии улыбки. – Если бы это произошло при Ллуде, то дворец был бы уже восстановлен! Ты слишком увлекся миром, чтобы видеть простую истину. Твои феи забыли, что такое настоящая магия!
– Ты имеешь в виду ту магию, которой Ллуд прислуживал людям? – надменно спросил Оберон, а его лицо напоминало посмертную маску.
– Мы все помним, как ты клялся, что никогда не пойдешь на это… Ты кричал, что тебе проще переступить грань жизни и смерти, воссоединившись со своим мертвым эскортом… И что теперь? Прошло несколько тысяч лет, а ты все еще жив… Это означает лишь то, что ты все же стал чудовищем, пауком, убийцей. Ну что ж, а у меня для тебя есть еще один подарок! Я скажу тебе, но ты не поверишь, – страшно рассмеялся дракон. – Последней будет та, с кем ныне связан. Король мой отомщен, а ты наказан!
– Убирайся из моих владений! – процедил надменный Оберон, а дракон смотрел на него страшным глазом. – Счастливого вымирания в мире людей!
Дракон освободился, взмахнул крыльями и взмыл куда-то под самый купол фиалкогого неба, растворившись среди магических звезд. Я лежала на траве не в силах пошевелиться. Черная паутина расползлась по рукам, ажурными перчатками окутывая мои пальцы.
– Как ты могла!!!
– послышался голос Мелюзины, а я все еще чувствовала, как меня трясло. – «Пибэди» на древнем языке фей означает «приди», «пабэди» – помоги мне, а «ду» – убей всех! Если фее нужна помощь, она произносит «бу», гусеница!
Если вы услышите то, как я пою любимые песни на языках, которые я не знаю, повторяя попугайчиком все услышанное, то берите веревку и бегите в сторону солнца!
– Ты будешь наказана! – распылялась покрасневшая Мелюзина, доставая палочку и взмахивая ею. Я чувствовала, что не могу даже пошевелиться, чтобы хоть что-то сделать. Тело не слушалось, а ощущение реальности терялось. Оно у меня и так теряется, а тут вообще бесследно. – Вот заколдую – будешь знать! Ну-ка! Во что бы тебя превратить, гусеница? Ва… ваше величество… Вы хотите пощадить ее? Ва…
– Ее и так уже превратили в мою смерть, – послышался голос, а я почувствовала, как меня берут на руки, положив мою голову себе на плечо. – Прекратить поиски. Я ее нашел.
Я видела, как занесшая палочку Мелюзина убирает ее, опуская глаза. Другие феи сверкали вокруг своими пестрыми крыльями, снова возвращаясь к обычному росту. В абсолютной тишине меня несли на руках в сторону дворца, пока феи слуги пытались восстановить целое крыло. Меня несли по ступеням в зловещей тишине, а двери перед нами распахивались, обнажая волшебную красоту каждого зала, коридора. Светлячки сливались в ленты, а
Роскошные покои, в которых царил таинственный полумрак, встретили нас тишиной. Меня опустили на ложе, а я облизала пересохшие губы. Прохладная рука легла мне на щеку, а я чувствовала, как от прикосновения озноб становится все сильней. Мне казалось, что по моему телу разливался яд, а на меня надменно смотрели вишневые глаза. Волшебные светлячки на потолке, цветы, в которых блестели драгоценные камни, украшающие все вокруг, создавали ощущение нереальности и чего-то призрачного.
– Что ты делаешь? – едва слышно прошептала я, а прохладные пальцы, едва касаясь, легли на мои губы. Оберон молчал, а я уже ощущала дыхание на своей щеке. Неуловимое, скользящее, словно ветерок, пронзающий эти магические сумерки.
Едва ощутимое прикосновение губ к моим губам заставило вздрогнуть, а сквозь это необъяснимое наваждение мои губы раздвигали жадным, требовательным и настойчивым поцелуем. Озноб сменился жаром, я задыхалась, а меня приподняли, сжимая в руках, пока одни жадные губы искали вторые, окутанные ядовитой дымкой полусна-полуяви.
Мне казалось, что этот поцелуй вынимает из меня душу, а мои пальцы сжимали алые одежды короля фей. Каждое прикосновение губ приносило мне какое-то дикое, первобытное, необъяснимое блаженство, словно я несколько дней подряд брела по пустыне, обжигаемая палящим солнцем с единственной мечтой о стакане прохладной воды. И вот он, обжигающе-ледяной, запотевший и пленительный прикасается к моим губам, а я жадно и торопливо пью и не могу поверить, что мечта сбылась. Дурманящий, удушающий запах ночной фиалки, которым были пропитаны огненные волосы, терпкая на вкус кожа и мягкие, сладкие и нежные губы.
– Еще? – одними губами спросили у меня, пока я смотрела на лицо, которое в этот момент казалось прекрасным и таким пленительным, словно темная, ожившая мечта. Мои пальцы снова чувствовали, мое тело снова двигалось, а от оцепенения не были ни следа. Губы, которые снова прикоснулись ко мне, казались теплыми и даже жаркими. Нет! Я дернулась, отгоняя сладкую дымку наваждения, а меня безразлично отпустили, оставив сидеть на кровати и смотреть на стройную фигуру, грациозно поднявшуюся со смятого покрывала. Все то же надменное лицо, холодный взгляд глаз, которые должны были быть самыми теплыми, раз уж природа дала им цвет вишни – напоминание о солнечном лете.
– Это – мой яд, – послышался высокомерный голос, а я видела каскад волос, спадающих по широким плечам вниз огненными реками. – И мое проклятье. Благодаря этому я живу. Ты отдаешь мне частичку своей жизни, и она удерживает меня на тонкой грани жизни и смерти. Если бы я нашел тебя на час позже, то спасти тебя бы не удалось. Я бы мало, что смог бы сделать…
Я молчала, глядя на него и не понимая, что делаю в чужой кровати. Были у меня, конечно, некоторые соображение относительно операции по спасению, но я решила промолчать. Такие варианты развития событий я не рассматриваю.