Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Неисправимых сажал в лютый мороз верхом на бронзовые пушки, как на лошадей, и в окна коллегии поглядывал: как сидят? не окочурились ли?…» (Там же. С. 334–335.)

Здесь все – неправда, хотя написано вроде бы правдоподобно.

Вот как автор описывает прибытие Румянцева к армии:

«Румянцев недоверчиво оглядел офицеров ставки.

– Избаловались! – грянул басом, грозя палкою…» (Там же. С. 378.)

А вот обобщение: «Каждый человек имеет свои недостатки – имел их и Румянцев. Если встречались на пути его армии холмы, он рапортовал в Петербург о горах неприступных, болотца под его пером становились трясинами, ручьи разливались в реки, а при наличии провианта на неделю он писал, что они тут, бедные,

с голоду помирают. Екатерина хорошо знала эту причуду в характере полководца и потому бывала крайне настойчива в своих требованиях к нему, заведомо зная, что холмы преодолевают, в болотах не увязнут, реки любые форсируют, а с голоду никто не помрет…» (Там же. С. 398.)

Екатерина настойчива в своих требованиях… А Потемкин выигрывает битву в урочище Рябая Могила. Только так и можно понимать страницы, посвященные русско-турецкой войне. «А там, где Серет впадает в Прут, пролегло глухое урочище – Рябая Могила, и здесь столкнулись две армии: татарская и русская. В самый разгар битвы Потемкин галопом провел своих кирасир вдоль извилин Прута, отчаянно обрушил бригаду в реку – вплавь, держась за хвосты и гривы лошадей, дружно переправились на вражий берег, и мокрые кони, отряхивая тучи прохладных брызг, рванули всадников дальше – прямо в тыл противника, что и решило исход сражения. Кирасиры загнали скопище татар в глубокую низину, где они сидели, как волки в яме, отстреливаясь из луков». (Там же. С. 339.)

«Потемкин надеялся, что Рябая Могила сделает его кавалером георгиевским. Но Румянцев обошел молодца в награде, и Григорий Александрович не удержался – обиду свою открыто высказал:

– Неужто мне едино аннинским орденом гордиться?

На что Румянцев отвечал ему – жестко:

– Честный воин и без орденов должен быть гордым!» (Там же. С. 400.)

С той же поразительной легковесностью популярный автор рассказывает о событиях Кагула. «Гром и молнии Кагула» – так называется одна из глав романа Пикуля. Но и здесь все та же легкость «кисти» необыкновенная…

«Румянцев, повстречав Потемкина, вдруг озлобленно сказал, что отдаст его под суд:

– И не посмотрю, что вы при дворе отплясывали!

– За что под суд? – обомлел Потемкин». (Там же. С. 417.)

Все это и дальнейшее ничуть не соответствует действительности. «Из-за полога шатра зычно разносило рявкающий бас Румянцева:

– Что мне этот Абды-паша? Такого дурня бить жалко – мне сам Халиль-бей, визирь великий, надобен, тогда и войне конец».

С поразительной легкостью автор «Фаворита» рассказывает о Ларге, Кагуле. И получается, что если б не Потемкин и князь Репнин, то Румянцеву никогда б не одержать победы в этих баталиях. Смешно и наивно приписывать лавры Румянцева, всего российского войска одному полюбившемуся герою.

«Румянцев поздравил Потемкина с третьей степенью долгожданного Георгия.

– Это не за Кагул – за Ларгу! – сказал он.

Потемкин прямо-таки осатанел от бешенства:

– Помнится, за Ларгу-то вы меня вешать желали.

– Дождись случая – повешу, – был ответ без улыбки…» (Там же. С. 421.)

Неверно рассказал Пикуль и о кампании 1771 года, о похищении польского короля Понятовского, о Фокшанском конгрессе, на котором снова чуть ли не главной фигурой выставляется Потемкин, о ссоре Румянцева и Орлова, о взятии Туртукая Суворовым и о многом другом…

Словом, Румянцев показан неправдиво, без должного к нему уважения. И часто сделанное им приписано другим историческим деятелям.

Валентин Пикуль мне дорог как патриот, как ратоборец, привлекший всеобщее внимание к русской истории. И в сущности, мое отношение к его литературной работе высказал Арс. Гулыга в статье «Феномен Пикуля». Действительно, «кому дано, с того и спросится». В статье процитировано письмо В. Пикуля, в котором популярный автор, обращаясь к Арс. Гулыге, упрекавшему

его в неточностях, рассказывает о своем творческом методе: «Как Вы и сами хорошо знаете, в запасниках истории по поводу какого-либо события или героя всегда существует несколько версий. Историк, разрабатывая тему, обязан изложить все существующие – для того, чтобы затем отстаивать ту, которая кажется ему наиболее достоверной. Литератор же, в отличие от историка, совсем не обязан излагать читателю все версии по данному вопросу: в его праве избрать одну и ей следовать. Но тут он, литератор-историк, невольно становится уязвим со стороны историка-профессионала, который бьет козыри автора тузом второй версии. Если же автор уступит ему, появляется второй рецензент – и лупит автора третьей версией…» (Москва. 1988. № 6.)

Я высказал здесь критические замечания о «Фаворите» В. Пикуля лишь для того, чтобы предупредить своих читателей – у меня, видимо, были другие источники, чем у Пикуля, а потому и совсем другое представление о Петре Александровиче Румянцеве.

Не буду полемизировать с этим, каждый сочинитель имеет право на свою версию в освещении исторических событий, тем более романист, пользующийся художественным вымыслом как одним из важнейших средств создания образа. Я же высказываю эти критические замечания по поводу некоторых наших литераторов только для того, чтобы предупредить своих читателей – не удивляйтесь, у меня совсем другие задачи, а потому, может, и совсем другое представление о Петре Александровиче Румянцеве.

А главное, пожалуй, в том, что моя книга написана совсем в другом жанре. «Фельдмаршал Румянцев» – это беллетризированная биография, в основе которой лежит документ: в письмах, мемуарах, реляциях* предстает «всамделишный», невыдуманный мир. Возникает «образ через документ» (П. Палиевский).

Задача у этого жанра и проста, и необыкновенно сложна: передать неповторимый облик знаменитого человека далекого или недавнего прошлого – полководца, государственного деятеля, писателя, ученого, артиста, композитора, живописца и т. д. Какими же средствами можно достичь этого?

Конечно, очень многое зависит как от индивидуальных склонностей писателя, который берется показать нам своего героя, так и от исторического материала, оставшегося в архивах, свидетельствах современников, автобиографических заметках, переписке и пр. И скажем, когда, например, Ю. Лощиц взялся показать жизнь и деяния украинского философа XVIII века Сковороды, ему поневоле пришлось от недостатка материала пойти по пути высвечивания своего героя через других, его окружающих. Реставрация прошлого шла тут по пути создания как бы системы зеркал, отражаясь в которых перед нами возник образ пытливого ученого, бродяги-монаха, сказавшего о своем жестоком веке: «Мир ловил меня, но не поймал». И совсем иное дело – фигуры огненосного Аввакума, оставившего свое знаменитое «Житие», или генералиссимуса Суворова, о котором создана целая библиотека биографий. Здесь авторы (Д. Жуков и О. Михайлов) могли уже сочетать осторожный беллетризованный вымысел с опорой на чистый документ, порою в отступлении или подглавке, не пренебрегая и справкой, и цифрой, и прямой цитатой.

Фигуры, более близкие к нам, кажутся легче для изображения. Еще живы люди, знавшие ушедших от нас великих, еще не остыли строки мемуаров, еще сохранился в памяти родственников свой, очень субъективный портрет, да и голос, а порою и кинокадры создают видимость присутствия этого близкого к нам по времени замечательного человека. Но есть и свои, специфические и очень серьезные трудности при его изображении – на страницах книги, в беллетризованной биографии. Совершенно не случайно мы не имели, к примеру, до сих пор такой книги ни о Г.К. Жукове, ни о И.С. Коневе. Здесь близость замечательного человека мешает: на пути к его объемному изображению встает множество препон…

Поделиться:
Популярные книги

Мастер Разума VII

Кронос Александр
7. Мастер Разума
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер Разума VII

Счастливый торт Шарлотты

Гринерс Эва
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Счастливый торт Шарлотты

Мир-о-творец

Ланцов Михаил Алексеевич
8. Помещик
Фантастика:
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Мир-о-творец

Имперец. Том 4

Романов Михаил Яковлевич
3. Имперец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Имперец. Том 4

Внешняя Зона

Жгулёв Пётр Николаевич
8. Real-Rpg
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Внешняя Зона

Возвышение Меркурия

Кронос Александр
1. Меркурий
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия

Сколько стоит любовь

Завгородняя Анна Александровна
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.22
рейтинг книги
Сколько стоит любовь

Партиец

Семин Никита
2. Переломный век
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Партиец

Идущий в тени 4

Амврелий Марк
4. Идущий в тени
Фантастика:
боевая фантастика
6.58
рейтинг книги
Идущий в тени 4

Хозяйка старой усадьбы

Скор Элен
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.07
рейтинг книги
Хозяйка старой усадьбы

Защитник. Второй пояс

Игнатов Михаил Павлович
10. Путь
Фантастика:
фэнтези
5.25
рейтинг книги
Защитник. Второй пояс

Гром над Академией. Часть 2

Машуков Тимур
3. Гром над миром
Фантастика:
боевая фантастика
5.50
рейтинг книги
Гром над Академией. Часть 2

Кодекс Крови. Книга I

Борзых М.
1. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга I

Дядя самых честных правил 8

Горбов Александр Михайлович
8. Дядя самых честных правил
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Дядя самых честных правил 8