Фемида Overclock

Тропов Иван

Да только тут поди разберись... Это же не настоящее лицо! Глазки у сатира ух какие хитренькие, но ведь это может быть всего лишь чертой скина, а не мимикой того, кто управлял телом сатира... Ни черта не понять!

– С системой бороться бесполезно, рогатый, - осклабился сатир.
– Либо ты под нее прогибаешься, либо она тебя размазывает по стенке. Третьего не дано. Сечешь? Вляпался - все, терпи. Иначе будет еще хуже. Думаешь, на таких умников, как ты, у фирмы методов нет?

– Я выберусь...

– Что?
– не расслышал сатир.

– Я

отсюда выберусь.

– Правда?
– сатир картинно задрал кустистые брови и хихикнул. С блеяньем, получилось очень противно.
– И как же это ты отсюда выберешься?

– Я отсюда выберусь, - упрямо повторил Леха.

Он еще не знал, как именно. Но одно знал точно - он должен выбраться отсюда! Иначе точно слетит с катушек. Или прогнется... И еще неизвестно, что хуже...

– Ну-ну...
– Сатир скептически поджал губы.

И вдруг челюсть у него отвалилась. Сатир пораженно присвистнул...

Леха сглотнул. Сатир смотрел на выход в рабочую зону. В его, Лехину рабочую зону! И если уж на бывалого что-то произвело такое впечатление...

Но времени пугаться уже не было. Сатир заметил игроков слишком поздно. Время на подготовку истекло. Каменная стена святилища изогнулась, обхватила Леху и швырнула на поле...

Но он еще успел услышать брошенные вдогонку слова - на этот раз без всякой издевки:

– Легкой смерти!

Саботажник

Боль.

Боль, боль, боль... Целое море боли.

Голову сжимали невидимые тиски, глаза разъедала щелочь, шкура на спине обугливалась - его кремировали заживо!
– а песок врезался в копыта сотнями острых игл. И боль нарастала, ее было все больше и больше.

И в этом море боли - обрывки воспоминаний...

Какое же прелестное личико было у Красотки!

Эх, встретить бы такую в реале...

Леха вздохнул, подцепил труп Красотки на рог и поволок. Протащил мимо двух огромных тел, еще чадящих догорающим напалмом - это были Пупсик и Крысенок. Почти близнецы: оба по два с лишним метра ростом, по три центнера плоти и броневых щитков, по шестиствольному минигану. Только ежик волос у Крысенка был не стального цвета, как у Пупсика, а блондинистый, и на плечевом щетке распылителем было выведено: "Bite me". С юмором, гаденыш...

Леха затащил труп Красотки на склон холма и старательно уложил среди остальных - на склоне уже были четыре Красотки, четыре Пупсика и четыре Крысенка. Трупы игроков разлагались за полдня, и пока все они были целехонькие. Ну, если не считать рваных ран от его рогов, ожогов и вырванных очередями миниганов ломтей мяса - карапузы частенько попадали друг в друга.

Леха огляделся. Луг в нескольких местах дымился - там, где Красотка пожгла траву из огнемета. Чадили последние трупы Пупсика и Крысенка. Тут и там чернели дуги от очередей миниганов, словно борозды от плуга. Больше ничего. Туманных облачков, предупреждавших о загрузке игроков, не было. Пяти выносов подряд карапузам хватило, чтобы они рассорились вдрызг и пошли в чат выяснять, кто же из них виноватее.

Леха побрел на косогор, к святилищу. Сатир

ждал у самого входа. Последние полчаса он так и стоял, привалившись боком к камню и скрестив на груди ручки, и с прищуром разглядывал Лехины подвиги: как тот методично, раз за разом выносил трех карапузов. То пробивал их своими огромными рогами, то заставлял ошибаться и расстреливать друг дружку из миниганов или сжигать из огнемета. За последние два дня Леха здорово поднаторел в этом деле.

– Значит, на блокпосту отстоял, говоришь?..
– пробурчал сатир.

Леха не ответил. Он оглянулся и критически осмотрел свои труды. На противоположном холме трупами было выложено: "ЛОХИ". Конечно, выкладывать буквы из разноформатных трупов - то еще удовольствие. Но иначе он никак не мог общаться с карапузами - говорить он мог только с сатиром. Когда он пытался что-то сказать игрокам, вместо слов из его глотки вылетал оглушительный рев. А сообщить карапузам, кто они такие, было полезно. Это простое словечко выводило куланутую малышню из себя лучше изощренных ругательств. Карапузы нервничали, пытались между делом раскидать сложенные из трупов буквы - и ошибались грубее и чаще. Это сторицей окупало всю возню. Сегодня карапузы еще ни разу его не завалили.

– И не стыдно тебе?
– сказал сатир.

Леха покосился на него, но ничего не сказал.

– Они же дети, - с самым серьезным видом продолжал сатир.
– Тебе что, никогда не говорили, что глумиться над детьми нехорошо? Маленьких обижать низ-зя!

Издевается, козел однорогий... Говорил сатир без тени иронии, но за два дня, проведенных в обучалке, Леха уже привык к этим постоянным подколкам.

– Дети - цветы жизни, - мрачно отозвался Леха.
– Их либо в воду, либо в землю.

Но сатир уже отвлекся и не слушал. Он сосредоточенно тер кольцо в носу, мигом провалившись в свои мысли.

Леха не стал к нему приставать. Да, он чуть-чуть привык к обучалке, но не более того. Внутри вовсе не было того спокойствия и уверенности, что были в его словах. Сам он держался из последних сил. За двое суток здесь он не смог даже толком выспаться. Постоянно грызло опасение, что заявятся либо карапузы, либо кто-то еще... Да и бои с карапузами, на самом деле, не были такими уж легкими. Малейшая ошибка - и горящий напалм обуглит бок. А если нарваться на очередь в живот... Пули, как плоскогубцы, рвущие изнутри...

Леху передернуло. Все это время глубоко внутри нарастало напряжение. Нарастало, нарастало... Как вода, наполняющая водохранилище. Пока плотина психики выдерживала, но всему есть границы. И скоро он может сорваться.

Надо успокоиться. Поспать.

Леха закрыл глаза, попытался расслабиться.

И сатир тут же пихнул его в бок!

– Ты вот что, рогатый. Тебя скоро переведут, похоже...

– Так быстро?
– напрягся Леха.
– Ты же говорил, через неделю?

Сатир частенько поминал основные зоны "Генодрома". Но добиться от него чего-то конкретного Леха так и не смог. Сатир все время отделывался шуточками.