Фемистокл

Поротников Виктор Петрович

По лицу Еврибиада было видно, что всё услышанное произвело на него впечатление.

Спартанец пообещал на рассвете следующего дня вновь собрать военный совет.

–  Все свои доводы, Фемистокл, ты повторишь на совете, - сказал Еврибиад.
– Посмотрим, что скажут наши союзники, но я, пожалуй, поддержу твоё мнение.

В эту ночь Фемистокл лёг спать, чувствуя себя победителем.

Ранним утром военачальники, собранные на совещание, встретили речь Фемистокла гневным ропотом.

–  Какие ещё могут быть обсуждения?
– зазвучали недовольные голоса.
– Надо уходить к Истму! У берегов Аттики нам нечего делать, ведь Афины сожжены

персами. Если афиняне так дорожат Саламином, то пусть сами и защищают этот островок!

Еврибиаду с трудом удалось восстановить порядок.

Однако едва Фемистокл снова стал говорить, опять поднялся шум, посыпались злобные реплики - это пелопоннесцы выражали своё недовольство. На кораблях всё было готово, поэтому военачальники в большинстве своём не желали откладывать отплытие.

Чаще других возражал коринфянин Адимант. Уловив момент, он громко обратился к Фемистоклу:

–  Человеку, не имеющему своего города, не следует уговаривать тех, у кого он есть, оставить отечество на произвол судьбы.

На какое-то время воцарилась тишина, поскольку все присутствующие увидели, каким сильным гневом исказилось доселе спокойное лицо Фемистокла.

Он повернулся к Адиманту.

–  Ты смеешь говорить мне такие слова, негодяй! Да, афиняне оставили дома, не желая быть рабами из-за бездушных вещей. Но город у нас есть, он больше всех городов в Элладе. Это двести триер, которые стоят у Саламина, чтобы помогать вам, если вы того хотите. А если все вы хотите лишь бежать, то знайте, что афиняне хоть сегодня могут отплыть в Италию и обрести там отечество не хуже того, которое потеряли. Вы же, лишившись таких союзников, как мы, ещё вспомните мои слова!

После этих слов Фемистокла Еврибиад забеспокоился: ведь без афинян остальные эллины не могут и мечтать о морской победе над варварами. Оценив ситуацию, он объявил свой приказ: флот остаётся у Саламина.

Адимант, сочтя себя глубоко оскорблённым, сразу после совета встретился наедине с Еврибиадом.

–  Что с тобой, Еврибиад? Я не узнаю тебя!
– возмущённо начал Адимант.
– Неужели ты пойдёшь на поводу у Фемистокла? С каких это пор его советы стали весомее моих? Что нам защищать у берегов Аттики, ответь мне. Развалины Афин? Семьи афинян, высаженные на Саламин? Их семьи можно погрузить на корабли и вывезти в Мегары, в Коринф, куда угодно! Время для этого ещё есть. Пойми, Еврибиад, Фемистокл рвётся к верховной власти над эллинским флотом. Ради этого он пойдёт на все! Он гордится большим афинским флотом, но ведь и Коринф выставил целых сорок триер.

–  Сорок, а не двести, - хмуро промолвил Еврибиад.

–  Но, клянусь Зевсом, я могу увести и эти сорок триер!
– сердито бросил Адимант.

–  Сорок, а не двести, - повторил Еврибиад.

Адимант понял, что разубедить спартанца ему не удастся, и удалился на свой корабль, стоящий у самого берега. Исполнить свою угрозу Адимант не решился из опасения прослыть в Коринфе трусом.

Фемистокл после совета пригласил к себе в гости кротонца Фаилла, триера которого прибыла из Италии.

Фаилл был хорошо известен в Афинах после трёх своих побед на Пифийских играх [129] . Первую победу он одержал ещё юношей в беге. Две другие победы были одержаны Фаиллом уже в зрелом возрасте: одна в ристании колесниц, другая в борьбе.

Фемистокл и сам слыл неплохим борцом, поэтому ему было о чём поговорить со знаменитым кротонцем.

К тому же все три победы Фаилла были воспеты в эпиникиях, сочинённых на стихи Симонида Кеосского. Симонид одно время даже гостил в Кротоне у Фаилла. Это был ещё один повод для Фемистокла, чтобы встретиться с Файл лом, ведь Симонид был и его другом.

[129] Пифийские игры– изначально музыкальные состязания в честь Аполлона, проходившие летом на третьем году каждой Олимпиады на Крисейской равнине близ Дельф. Позднее в программу игр были включены атлетические и конные состязания.

Но главный повод для встречи был совсем другой.

Об этом Фемистокл заговорил со своим гостем уже в конце обеда за чашей вина. Он спросил у кротонца, как ему удалось преодолеть встречный юго-восточный ветер, когда корабль огибал южные оконечности Пелопоннеса, мысы Тенар и Малея.

Фемистокл понял по ответу, что его собеседник не только прославленный атлет, но и опытный мореход.

–  Огибая мыс Тенар, я вёл корабль таким курсом, чтобы лежащий у меня на пути гористый остров Кифера принимал на себя всю силу встречного ветра. Также прикрываясь Киферой, мой корабль вышел к мысу Малея и далее шёл на вёслах вдоль берега Пелопоннеса, прячась от сильного ветра во всех встречных бухтах. Затем моё судно поймало течение, которое идёт от берегов Лаконики к Кикладским островам. Это течение и вынесло корабль к мысу Сунион в Аттике. А от Суниона рукой подать до Саламина.

Фемистокл похвалил Фаилла за находчивость и поинтересовался судьбой керкирских триер, которые из-за встречных ветров застряли у мыса Тенар: так ли уж безвыходно их положение?

–  При желании керкиряне смогли бы преодолеть встречный ветер, - сказал прямодушный Фаилл.
– Я видел их стоянку у мыса Тенар. Мне кажется, что у керкирских навархов нет особого желания сражаться с персами рядом с коринфянами, которых они считают своими заклятыми врагами. Ещё керкирянам не нравится, что во главе эллинов стоят спартанцы, союзники коринфян.

–  Стало быть, триеры керкирян не придут к нам на помощь, - печально вздохнул Фемистокл.
– Керкиряне лишь делают вид, что беспокоятся о судьбе Эллады. На самом деле они желают поражения Коринфу и Спарте. Как это глупо!

Когда Фаилл ушёл, Фемистокл вдруг услышал перебранку стражей у входа в свой шатёр. Он послал Сикинна узнать, в чём дело.

Сикинн вернулся, неся в руках небольшой бочонок.

–  Что это?
– зевая, спросил Фемистокл.

–  Мёд.
– Сикинн поставил бочонок на низкий стол.
– Стражники говорят, что пришёл какой-то раб, который сказал: «Вот подарок Фемистоклу». И ушёл, оставив этот бочонок.

–  От кого подарок?

–  Раб не сказал. Он удалился очень быстро.
– Сикинн был удивлён не меньше Фемистокла.
– Стражники полагают, что мёд отравлен. Поэтому они спорили, выбросить ли бочонок в море или дать попробовать меду кому-нибудь из пленных персов.

Фемистокл приблизился к столу и, взяв бочонок, взвесил его в руках. «Тяжеловат что-то», - подумал он.

Он приказал слуге вытряхнуть содержимое бочонка в медный таз.

С недовольным пыхтеньем Сикинн принялся трясти бочонок над тазом. Мёд полился густой тягучей струёй, но вскоре тёмно-жёлтый поток иссяк. Сикинн ещё раз встряхнул бочонок. С громким шлепком в таз упало что-то большое и круглое.