Феникс в обсидиане / Phoenix in Obsidian
Шрифт:
Увиденное наполнило сердце печалью — слишком хорошо мне было все это знакомо.
Теперь я уже не сомневался, что, уставший от войны, призван вступить еще в один бой…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПУТЬ ПОБЕДИТЕЛЯ
Воины все в серебре,
Горожане в нарядных одеждах.
В бронзовой колеснице — Победитель,
Герой, погруженный в печаль.
1. ЛЕДОВЫЕ
Я медленно продвигался вперед, хотя и оставался на месте. Я двигался словно затянутый в воронку водоворота.
Сознание прояснилось. Панорама, открывшаяся моему взгляду, была достаточно определенной, но мало утешительной. Пытался успокоить себя, что все происходит во сне, но знал, что это не так. Как когда-то Джон Дакер был против своей воли призван в мир элдренов, так и Ерекозе призвали в этот мир.
Я знал свое имя — его произносили достаточно часто. Я знал его так твердо, будто оно всегда было моим. Меня звали Урлик Скарсол — Повелитель Южного Льда.
Все, что видел вокруг, подтверждало это — меня окружал мир льда. Но я понял, что ледяные пустыни, которые видел в другом воплощении, были иными. Сейчас передо мной тускло мерцали льды умирающей планеты. В небе застыло маленькое умирающее солнце. Без сомнения, это была Земля, но Земля в конце своего развития. Джон Дакер воспринял бы увиденное как свое далекое будущее, но для меня давно уже не было разницы между прошлым и будущим. Время стало моим врагом, причем врагом, не имеющим очертаний, врагом, которого не мог увидеть и против которого не мог сражаться.
Я ехал в колеснице, отлитой из бронзы и серебра. Узоры, украшавшие ее, напоминали орнаменты на доспехах ночного посетителя. Четыре громадные, обитые железом колеса стояли на лыжах, сделанных из полированного черного дерева. В колесницу были впряжены четыре странных существа, и они тащили ее по льду. Эти звери представляли собой разновидность тех белых медведей, которые существовали в мире Джона Дакера — но эти были крупнее, а ноги их были длиннее. Они бежали вприпрыжку, но невероятно быстро.
Выпрямившись, я стоял в колеснице с поводьями в руках. Прямо передо мной находился сундук, изготовленный специально для этой колесницы. Сделанный из какого-то тяжелого дерева, он был окован серебром, а углы укреплены железными полосками. Массивный замок висел на нем, в центре крышки располагалась ручка, а поверхность украшали черные, синие и коричневые изображения драконов, воинов, деревьев и цветов, сделанные из эмали. Вокруг замка были выбиты незнакомые буквы, и я был очень удивлен, когда без труда смог прочитать их: «Это сундук графа Урлика Скарсола, лорда Башни Мороза».
Справа от сундука к одному из боков колесницы были припаяны три тяжелых кольца, в которых лежало копье, сделанное из сплава меди и серебра, футов семи длиной, с огромным наконечником из мерцающего железа, покрытым острыми шипами. На другой стороне колесницы тоже лежало какое-то оружие с длинной рукоятью и громадным, как у секиры, лезвием. Оружие украшал тот же орнамент, который был и на сундуке.
Я ощупал свой пояс. На нем висели пустые ножны, без меча, а на правом бедре — ключ. Отцепив ключ от пояса, некоторое время с любопытством рассматривал его, а затем, нагнувшись и с трудом удерживая равновесие, поскольку колесница катила по неровному льду, вставил ключ в замок и открыл сундук, ожидая увидеть меч.
Но меча там не оказалось. В сундуке были продукты, запасная одежда и другие вещи, которые обычно люди берут с собой в дальнюю дорогу.
Грустно улыбнулся, поняв, что это я отправился в дальнюю дорогу. Захлопнув сундук, закрыл его на замок и повесил ключ обратно на пояс.
Лишь теперь обратил внимание на то, как я одет. На мне был тяжелый, весь в узорах металлический панцирь, широченный плащ из грубой шерсти, кожаный камзол, брюки из лакированной кожи, наколенники с такими же узорами, как на панцире, и сапоги, очевидно, из того же материала, что и плащ. На голове несуразный металлический шлем, пальцами нащупал украшавшие его змеевидные узоры.
С нарастающим ужасом потрогал лицо. Оно было прежним, но над верхней губой обнаружил густые усы, а на подбородке — небольшую колючую бороду.
Рассматривая содержимое сундука, заметил в нем небольшое зеркало. Снова отперев замок, перерыл весь сундук, пока, наконец, не нашел это зеркало, которое оказалось сделанным не из стекла, а из тщательно отполированного серебра. Слегка поколебавшись, взглянул в него. На меня смотрело лицо призрака, приходившего ночью.
Этим призраком был теперь я.
Охваченный недобрым предчувствием, бросил зеркало обратно в сундук и с грохотом захлопнул крышку. Рука сама потянулась к копью, мне неудержимо захотелось сломать его.
Я оказался здесь, среди тусклых льдов под темнеющим небом, один, оторванный от любимой женщины, от мира, в котором был свободен и спокоен. Я казался себе безумным, который, будучи в полной уверенности, что излечился, вдруг обнаруживает себя вновь буйно помешанным.
Я закричал, но крик утонул во льдах. Погрозил кулаком тусклому, красному, далекому шару — солнцу этого мира.
А белые медведи вприпрыжку бежали по белой пустыне, унося в неведомый край, назначенный мне судьбой.
— Эрмижад! — кричал я. — Эрмижад!
Как я хотел, чтобы она услышала меня, чтобы позвала, как позвал тот голос…
Но угрюмо молчало темное небо, молчали мрачные льды, и солнце смотрело на меня взглядом очень старого дряхлого человека, не понимающего, что происходит.
Дальше и дальше бежали неутомимые медведи; дальше и дальше, сквозь вечные льды, сквозь вечные сумерки. Дальше и дальше… А я плакал, стонал, вопил и, наконец, утих, окаменел, словно тоже был изваян из льда.