Феникс
Шрифт:
– Джулия! Джулия! Я вернулся!!!
Тут что-то холодное и острое дотронулось до моего горла.
– Тихо, головастик.
У самого лица пахнуло перегаром и гнилыми зубами. Я не видел своего врага.
– Кого это ты зовешь?
От этого голоса я покрылся ледяной испариной, человек почти волоком дотащил меня до комнаты, откуда я только что вышел. Он прикрывался мной, как если бы прятался сам.
– Говори быстро, кого ты звал, а то…
– Он ткнул вторым кинжалом под лопатку.
– Ну?
– Джу…
– Джулию? Это рыжая женщина лет двадцати с эмблемой Храма Течений на одежде?
Я кивнул, с этим психом было
– Хорошо. Она здесь служит?
– Не-ет. Я не знаю. Я…
– Кто ты вообще такой?
Видимо, незнакомец разглядел мою трикотажную пижаму. «Ну влип!»
– Карлес.
– Ты служишь здесь?
– Нет. – Я чувствовал что погибаю. Почему-то больше всего в этот момент меня интересовал вопрос, что следует добавить: сэр, сударь, господин? Острие у горла. Никогда еще в жизни не испытывал подобного страха. Я лепетал несуразицу, одновременно понимая, что не знаю ровным счетом ничего из того, о чем меня спрашивают.
– Чего мы тут застряли, Морей?
Этого я, по крайней мере, разглядел – невысокий мужчина с аккуратной, темной бородкой в коричневой одежде, похож на нашего соседа по даче.
– Да вот, поймал щенка. Но он ничего толком о себе сказать не может. Зато знает Джулию. – За, человеком в коричневом, поднимались еще двое.
– Знание – штука хорошая, но опасная. Пойдемте, Морей, мы не дома.
– А с этим как?
– Кончайте, не тащить же его с собой.
Я приготовился к сильной боли, но тут начала срабатывать обратная магия. Так случается иногда, человек заходит в соседнюю комнату, а попадает в средневековье. Но поскольку волшебство произошло не по его вине, а так сказать, стихийно, то и сколько он там пробудет, никто не знает, чаще всего это длится несколько мгновений и зависит от положения глаз. Хотя многие кончали жизнь на кострах, так и не дождавшись обратного действия. Так вот, вдруг вокруг моего тела появились голубоватые искорки, Морей попятился и тут же из-за угла вылетела Джулия и какой-то парень в багровом плаще. Завязался бой.
Противник сестры упал первым, из пробитой артерии прямо на колонну хлестала кровь. Я невольно попятился, борясь с рвотными спазмами. Снизу бежали еще несколько человек. Я предупредил Джулию. На секунду наши глаза встретились. И тут же двое новоподступивших громил бросились на нее. Морей сделал ложный выпад правой рукой и тут же наотмашь рубанул левой. Лицо молодого человека, пришедшего несколько минут назад мне на помощь, стало краснее его плаща. Я юркнул за колонну, и вовремя – следующий удар предназначался мне. Окровавленный меч оставил на мраморе отвратительный след. Я побежал в глубь комнаты, на ходу творя заклинание пути. Морей споткнулся о труп и растянулся по дороге.
Обернувшись, я увидел, как Джулия присела, пропуская меч, направленный отсечь ей голову, и подрубила ноги нападавшему.
Повинуясь нахлынувшему на меня потоку знаний, я вошел в мерцающее зеркало и оказался дома, перед своим еще смазанным отражением. Как в детстве.
Кровоточила царапина на шее. Я лихорадочно вспоминал слова, запечатывающие вход, но они никак не вырисовывались в памяти. На чердаке в коробке из-под видака лежали тетради отца. Я опрометью бросился вверх по лестнице.
Слава богу, все на месте. Схватил тетрадь. Не то, снова не то, «Левитация», «Поиск входа», «Весы добра и зла»… Названия мелькали одно за другим, я вспотел, хотелось пить… «Заклинание снов», «Рубашка удачи»… А может, оставить этот вход, ну какой дурак будет ломиться сквозь зеркало? «План подземных ходов Храма Течений». Хорошо, но не сейчас. «Заклинания на дружбу и любовь», «Секрет невидимости лесного народа». О боже! «Сила Феникса», «Запечатывание прохода между мирами» – вот нашел!
Я загнул страницу, и тут раздался пронзительный женский крик, и еще один, звук падающей мебели, вопль, и все стихло. На улице послышалась возня, я сел, не зная, что предпринять. Но сама мысль, что убийца найдет меня здесь среди груд старого хлама, казалась отвратительной. Я сжал в руках обе тетради и пошел вниз. Проходя мимо окна и ожидая в любой момент удара мечом под ребра, я видел милицейскую мигалку. Можно было, конечно, подождать здесь, но Морей, или кто там еще, убивал мою семью. Эдд гостил в Тарту у брата, и, значит, я был единственным мужчиной, не считая Герки.
В гостиной ни души, в детской – тот же результат. Я просто физически ощущал, как сейчас из-за угла вылетит большая острая штука, раз – и моя рука валяется в луже крови. Мамина комната, ну, с богом. Пусто. Ванная… – нет!!! Я поскользнулся и упал на Софи. Вырвало. По ступенькам забарабанили шаги. Я поднялся, шатаясь поплелся на кухню. Мама лежала под столом у окна, и я сначала подумал, что она мертва. Но когда приблизился, расслышал стон. Приподнял ее, рана, наверное, была поверхностной, потому что она вдруг открыла глаза и назвала мое имя. Не Кирилл и не Карлес, а мое подлинное имя.
В кухню тем временем набежало полно народу. Наш сосед – районный доктор Николай Николаевич Гриновский сам перенес маму в спальню и обработал рану. Я забился в детскую. Меня еще два раза вырвало. Все это как-то не укладывается в голове. Ну ладно Джулия, все-таки она профессиональный воин. Ей легче. Она получает деньги, это ее работа. Да, она пришла на помощь и теперь, быть может, убита. Но мама, Софи, они же были безоружны… В своем собственном доме. Неожиданно дверца шкафа открылась. Я вскочил, схватив первое, что подвернулось под руку, скамеечку, на которой до этого сидел.
В шкафу, среди разного барахла, скрючившись, полулежал мой младший братик. Я поставил скамеечку и, боясь снова испугать Герку, стал разговаривать с ним, – постепенно его глаза, пустые и странно сухие вначале, приобретали какую-то ясность. И когда я подошел совсем близко, они вдруг набрякли слезами. Я взял братика на руки, смутно сознавая, что моя пижама вся в пятнах крови, – когда мы вышли из комнаты, соседи почему-то замерли. Я хотел показать Германа врачу, и только когда Николай Николаевич с бесконечными уговорами и предосторожностями взял братика на руки, я понял, что заставило замолчать этот базар стервятников, что слетаются на чужое горе, как на изысканное лакомство. Волосы Герки, шестилетнего мальчика, были абсолютно седыми.
Меня позвали в спальню, где мама давала показания. Увидев мою пижаму, она ахнула, и я был вынужден сперва промыть ранку на шее и лишь потом вновь явился давать показания. Мама взяла меня за руку. Ее рана была действительно не опасна.
– Я сказала, что буду говорить только в присутствии сына, и хочу, чтобы он ответил на ваши вопросы тоже при мне. И потом, вы понимаете, нам надо остаться все-таки одним.
– Как только будет возможно, – пообещал милиционер.
Мама приподнялась на подушках, все еще сжимая мою руку, и, глядя прямо в глаза, словно я должен был запомнить ее слова навсегда, произнесла: