Феникс
Шрифт:
Наконец Джулия не выдержала и, вырвавшись из рук любимого, выскочила прочь. Ночь была теплая и звездная, девушка бежала и бежала по влажной траве, подпрыгивая и хохоча на весь парк. Полная луна светила каким-то призывным светом. Джулия бросилась на траву и вдруг начала тереться об нее, ползать, валяться. Никогда в жизни она еще не испытывала подобной радости. Внезапно воительница вскочила и вновь побежала навстречу луне, протягивая к ней свои обнаженные руки. Прыжки ее стали длиннее и выше, сладостное опьянение завладело ею полностью, ноги оторвались от земли, и она полетела навстречу этому светлому манящему кругу. Все ближе и ближе.
Она и луна, и больше никого в целом мире. Луна, на которую можно было смотреть вечно, не отрывая глаз. Вот она уже размером с гору – гору в белом огне. Вот больше, больше, и уже весь мир – это одна сияющая луна. Джулии вдруг страстно захотелось соединить весь свет огненного Феникса с этим волшебным миром, растворившись в нем полностью, до самой последней росинки сознания. Она закрыла глаза, и луна заполнила ее всю, как вино драгоценный кубок.
– Иди ко мне. Иди вся, – услышала она слова, отраженные в своем сердце. – Джулия, дочь моя. – Так могла говорить только любящая мать. Не подлинная мать Анна – принцесса Элатаса, женщина, родившая ее. А вечная мать, которая в своей всеобъемлющей любви тянулась теперь к своему вновь обретенному чаду.
– Да, я иду к тебе, – прошептала Джулия. – Мы идем. – Она с особой нежностью подумала о Карле, о своих не рожденных пока детях, похожих на них самих.
Меж тем луна вновь превратилась в серебряную гору в белом огне. Девушка вспомнила бедную Ангелику и ее верного Адама. При этом воспоминании сердце сжалось, а гора превратилась в холм. В памяти возникали дорогие образы – Кирилл, в тот последний день пять лет назад. Мама на веранде с охапкой белых пионов в день рождения маленькой Джулии. Луна приняла свои обычные размеры, а образы все теснились, наполняясь серебряным светом любви, – папа, Терри, Фобиус, даже сводный братик, которого она никогда не видела, но, кажется, уже давно любила. Луна превратилась в песчинку и растаяла в ее сердце.
Вдруг захотелось обнять их всех. Жажда нежности захлестывала новыми незнакомыми и древними волнами.
Девушка направилась к своей башне, но вдруг что-то заставило ее остановиться и затаить дыхание. Кто-то следил за ней, она замерла, готовая в любой момент отскочить или… или.. Нигде не хрустнула ветка, не упал лист, мир словно застыл в ожидании удара.
Но так не бывает, ночь имеет свой собственный ритм и свои звуки. За множество одиноких вылазок воительница знала эти приметы. Днем, легко смешиваясь с толпой, становясь с ней одним целым. Торгуясь на рынках, говоря высокопарности в собраниях, танцуя и кокетничая на пирах, и пряча, пряча до поры до времени убийственное жало. Ночью, смешивая свои шаги с шумом воды или шелестом травы, когда по ней гуляет ветер. Сейчас же мир застыл как нарисованный. Джулию пробил озноб, хотелось спрятаться, скрыться. Но она слишком хорошо знала, чего может стоить паника, меж тем враг выжидал, оценивая и смакуя скорую победу. Темнота словно затягивала над девушкой свой плотный, лишенный воздуха мешок. Джулия скорчилась в ожидании нападения, теперь она чувствовала только невидимые глаза, нацеленные отовсюду. Ей вдруг захотелось закричать, подпрыгнуть, попытаться высвободить из себя Феникса, чтобы спасти с его помощью свою душу. Да, речь шла именно о душе.
Безжалостный ростовщик брезгливо рассматривал сквозь призму очков каждую черточку характера юной жертвы, взвешивая все за и против.
«Разбуди этого чертового Феникса! Сделай что-нибудь»! – вопила одна половина Джулии.
«Затаись, спрячься, ты ведь еще толком не знаешь, что с ним делать», – спорила с ней вторая.
«Вот так и узнаешь. Спаси себя!»
«Спрячься, пусть лучше о тебе подумают как о живом трусе, чем как о мертвом воине! Сейчас не время, ведь если эти маги ждали сто пятьдесят лет, значит, это было важно. И проявиться сейчас, обнаружить скрытое оружие – вот настоящая глупость и предательство».
– Хорошо. Дождусь последней секунды, когда уже нельзя будет терпеть, – решила она, обливаясь холодным потом. Мрак сочился по капле, молча и кропотливо парализуя волю, проникая в глубь мозга, порождая уродливые видения. И тут из-за тучи вновь вышла луна, и враг отступил.
Трорнт поднял с земли почти бесчувственную возлюбленную и, укутав ее в свой плащ, понес к дому.
8. Благородные воины – клейма некуда ставить
Когда после завтрака все трое были готовы продолжить разговор, а Джулия отсчитала монеты офицеру, подменяющему ее на разведении стражи, колдун продолжил.
– Итак. Теперь ты, – он обратился к дочери, – понимаешь, какая сила доверена тебе и какой службы я за это потребую?
– С чего ты взял? – вдруг весело парировала она.
– Ты хочешь отрицать?! – Маг не мог подобрать слов, рука его самопроизвольно сжала серебряную вилку. Трорнт взял со стола нож.
– Отчего же – сила есть. Но она же при мне. Кто-нибудь вообще поинтересовался, хочу ли я этой силы? Ладно – тогда я была слишком мала, но теперь? После стольких лет отсутствия врываешься в мою жизнь и смеешь чего-то требовать! А ты подумал, что я уже не тот ребенок, с которым можно было проделывать разные фокусы? Что нас теперь двое? Что я лично мечтаю совсем о другом? Нет, ты не спросил, какие у нас имеются планы. Ты требуешь! Требуешь каких-то подвигов. Сам говоришь, что я принцесса, и сам же готов вести нас на коротких поводках к одному тебе понятной цели.
– Джулия права! – Трорнт отрезал кусок хлеба. – Во-первых, у нас другие планы. Я хотел еще вчера просить у вас руки вашей дочери. И во-вторых, если вы хотите от нас службы, следовало бы поговорить об этом конкретнее. Я лично не собираюсь рисковать всем ради сам не знаю чего.
– Насколько я поняла, у тебя все равно нет другого выхода, как рассказать нам все и подробнее. Потому что именно ты напортачил с распределением птичек, а теперь лезешь из кожи, приглаживая меня под героя, а я не герой – я наемник. И наемник во мне хочет знать, что нам за это светит. Понимаешь, что там впереди позвякивает?
– Да и сколько? – усмехнулся Карл.
– Да, и сколько? Я-то и к черту в ад за огоньком слазить могу, если мне за это заплатят. И не мое дело, княжий замок ты им подожжешь, солнце новое породишь или так, чтобы на огниво не тратиться, воспользуешься.
– Хорошо бы еще знать, какие неприятности нас там ожидают.
– Ага, и сколько в пересчете на сабли, клыки и зубы?
– Все сказали? Клейма на вас некуда ставить! – Аскольд прошелся по комнате, но делать было нечего. – Хорошо. Первое, что от вас потребуется, – это объявление Джулии принцессой Элатаса, дочерью законной, но не вступившей на престол принцессы Анны. А значит, придется разоблачить существующую власть. Трон, как вам теперь известно, заняла самозванка Анна-Лиза, твоя тетка. Второе…
– Второе – мы поженимся. – Тон, которым оказал это Карл, не терпел возражений.
– Я вам о деле!
– Тогда первое – мы поженимся, – стоял он на своем. – Я не хочу, чтобы, объявив свою дочь законной принцессой и единственной претенденткой на престол, вы, для пущей убедительности, выдали ее за какого-нибудь князька.
– И ты мог такое обо мне подумать? – Джулия дернула любимого за волосы.
– Тебя соком приворотным угостить можно? Я ему ни на мизинец не верю.
– Правильно делаешь, сынок. Хорошо. Сразу после объявления, если такой нетерпеж. Можно договор составить.