Феникс
Шрифт:
В дверь постучали. Карл вскочил на ноги, отер пот и быстро прикрыл девушку своим плащом, валявшимся здесь же на полу. Явившейся слуга доложил о том, что еда готова. Шатаясь, Трорнт вышел из комнаты, где, как казалось ему, не было больше воздуха. На лестнице он оступился и схватился за плечо парня.
– Вы, видно, смертельно устали, господин. – Юноша поддержал гостя и помог спуститься по ступенькам.
– Я устал. Бог свидетель, как я устал, парень. У тебя есть вино?
– А для чего же гостиницы строят?
– Резонно. Но сегодня мне нужно много, очень много… Я буду пить!..
– В случае чего и в трактир сбегать можно. – Слуга расставлял тарелки. – Не извольте беспокоиться. А… Спутнице вашей… Есть не надо?
– Есть?! – Трорнт вскрикнул, будто ему сделали больно. Парень удивленно попятился. – То есть я хотел сказать… Она больна, я потом ей сам снесу. – Карл смягчился, но юноша привык, что посетители ругаются и чуть что хватаются за оружие. Такая уж доля. И эту вспышку он наивно отнес на счет тяжелой дороги и постигших гостя неприятностей.
5. Проклятие Трорнтов
Джулия проснулась совсем одна, в комнате было натоплено, и она подумала о Карле. Тело болело, ныло, но уже по-другому, терпимо. Приподнялась, очень хотелось пить. В комнате никого не было, она встала. Слегка кружилась голова.
– Ничего. Жива. – Мысли не слушались, и она несколько раз произнесла это слово: – Жива, жива, жива…
Дотронулась до руки. Бинты, тугие, чувствуется, что перевязывал мужчина. Подошла к тазу, в кувшине была остывшая вода для умывания, но девушка сначала сделала несколько глотков и лишь после этого ополоснула лицо. В маленьком тусклом зеркальце на стене увидела себя.
Ну и рожа! Осунулась, побледнела, волосы растрепаны. Джулия вышла на лестницу, длинный коричневый плащ покрывал ее всю. Крикнула горничную. Девушка прибежала почти сразу и начала причитать.
– Ну ладно, хватит. Гребень, мыло, щетки – живо. – Гостья отвернулась, показывая тем самым, что разговор окончен.
Через час умытая, причесанная и даже слегка подкрашенная, на этом настояла добывшая все эти блага горничная, ввиду болезненного вида молодой госпожи, она уже была готова пускаться в путь.
Слегка покачиваясь, Карл поднялся к себе, в руке его был сверток с одеждой. За ним с подносом, на котором дымились деревенские кушанья, шел все тот же парень.
– Вот всё, что нашел. В этой глуши ничего лучшего просто не водится. – Он избегал встречаться с Джулией глазами. – Тебе надо поесть и в путь, я договорился о подводе с ящерицей, но крестьяне болтают что-то невразумительное…
– Что? – Инстинктивно девушка почувствовала беду и вся сжалась. Карл подсел к огню, спиной к Джулии.
– Говорят, утром был грохот и всполохи. Там. – Не поворачиваясь, он показал рукой в сторону Храма, теперь на этом месте к небу поднимался столб черного дыма. У нее закружилась голова, комок подступил к горлу.
– Снег темный, я сам видел. Закопченный.
– Боже. – Джулия почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.
Она подошла к Трорнту, в свете огня он казался таким сильным, просто богом войны. Опустилась на корточки и прильнула головой к его руке. Но Карл немедленно вскочил.
– Ешьте – и в путь! Я и так торчу здесь из-за вас!
– Я очень благодарна вам, господин рыцарь, за то, что вы вытащили меня из этой хрустальной могилы. – Она едва сдерживала слезы. – И что провожаете сейчас.
– Ты меня совсем не интересуешь! Вбей себе это в голову. Я хочу только получить выкуп, достать нового дракона и домой.
Джулия отвернулась к стене. Впервые в жизни она захотела прижаться к кому-то. Не к матери, не к отцу, даже не к брату, а совершенно к постороннему человеку – мужчине, и он ее так больно оттолкнул.
Девушка набрала в грудь побольше воздуха, усилием воли останавливая набежавшие слезы. Хотелось сказать что-нибудь резкое, грубое, недостойное, ударить, расцарапать этому невеже лицо. Но что-то в ней говорило, что Карл не злой, а просто устал смертельно, возится с ней, вот одежду принес, лечил. Тут она подумала, что он видел ее голой, и зарделась. На память пришла строчка из последней книги, что она читала дома: «… слезы, глупые слезы. Вернитесь обратно в источник свой». Так или почти так говорила ее любимая героиня Шекспира, Джульетта, на которую она теперь уже совсем не была похожа.
Карл скрючился у огня; казалось, еще немножко – и он весь уйдет в этот блестящий золотой ад. Его каштановые длинные волосы как попало рассыпались по плечам.
«А ведь он красив, – подумала девушка, такая мысль тоже была ей внове, – только неведомая печаль черной тенью нависает над этим царственным лбом. Собирается у переносицы глубокими морщинками. Тень – тень, она не может быть сама по себе. Тень всегда от чего-то, от скалы, от хищной птицы?..» – Больше всего ей хотелось теперь отогнать наваждение, тяготевшее над рыцарем, а для этого нужно было нырнуть в самый омут страдания. Джулия закрыла глаза, здоровая рука легко и незаметно коснулась волос Трорнта. Секунда, и перед глазами возник огромный, почти полностью черный зал, и человек, чертами похожий на Карла в тонкой рубашке с металлическим кольцом на шее и цепями на руках и ногах, сидел в центре, на сером, каменном квадрате.
Джулию поразили благородная внешность и страшная нечеловеческая обреченность, сочетавшиеся в этом узнике.
– …Перед высоким собранием я, Огюст Солнцеворот, обвиняю Вильгельма Трорнта и его брата Адама Трорнта (ныне подло перебежавшего к нашему врагу), в предательстве и измене, – человек в золотом с эмблемой солнца поклонился собранию и отошел в тень.
«Ну и противная же у него харя», – подумала Джулия.
Меж тем рыцарь в зеленом, со знаком саламандры, предложил выслушать обвиняемого. Слуги подняли его на ноги. Тот покачнулся и, если бы не пажи, наверно, упал бы. Джулия возмутилась, так как заметила, что кандалы слишком сильно давили на ноги, между ними не было вообще никакого расстояния, так что стопы находились совершенно вплотную друг к другу.