Феномен Фулканелли. Тайна алхимика XX века
Шрифт:
Кэммел сообщает, что Кокрен не дожил до получения Философского камня, но попадание снаряда в лабораторию он, безусловно, пережил:
«Кокрен знал, что его работа находится под защитой. Когда его лаборатория оказалась разрушена случившимся неподалёку взрывом бомбы во время последней мировой войны, все его стеклянные реторты, содержащие эликсиры на разных стадиях трансмутации, остались невредимыми, что казалось совершеннейшим чудом и, безусловно, было им».
Согласно Кэммелу, Кокрен переехал в Брайтон, «где и умер на пороге окончательного триумфа несколько лет спустя — в 1950 году».
Он описывает алхимика как блестяще образованного человека, «не знающего усталости и не имеющего возраста». Он прекрасно выглядел, в его густых тёмных волосах лишь слегка серебрилась седина.
Вот что пишет о нём Кэммел:
«В
С экзотерической точки зрения эффект здоровья, долголетия и жизненной силы, приписываемый эликсиру, достигается также занятиями йогой и медитацией и соблюдением диеты, которые, впрочем, полезны в любом случае. Но если принять во внимание древние алхимические традиции, сохранившиеся в этой колыбели мудрости, не имеет ли смысла предположить, что в деле замешаны и ещё какие-то неизвестные ортодоксальной науке практики?
Любопытно, что современный мистик, маг и философ Георгий Иванович Гурджиев (1877–1949) упоминал в своём учении такие практики. Гурджиев считал, что в некотором смысле большинство нормальных людей слепы к истинной реальности; они похожи, скорее, на автоматы, управляемые внешними факторами, и контролируют свою жизнь не в большей степени, чем машины, которые вряд ли в состоянии самостоятельно влить в себя топливо, необходимое для их функционирования.
Вот что он говорил Петру Успенскому, бывшему некоторое время его учеником:
«„Человек-машина“, у которого всё зависит от внешних влияний, с которым всё случается, кто сейчас представляет собой что-то одно, в следующее мгновение — другое, а ещё через секунду — третье, — этот человек не имеет никакого будущего. Его закапывают в землю, и это всё. Прах возвращается в прах. Эти слова относятся к нему. Чтобы говорить о каком-то виде будущей жизни, мы должны иметь некоторую кристаллизацию, некоторое сплавление внутренних качеств человека и известную независимость от внешних влияний. Если в человеке есть нечто, способное противостоять внешним влияниям, тогда это нечто окажется способно противостоять смерти физического тела». [206]
206
Перевод Н. Ф. фон Бока. В оригинале цит. по: P. D. Ouspensky, In Search of the Miraculous (Routledge and Kegan Paul, 1950). — Примеч. авт.
Гурджиев много путешествовал по Востоку и общался с представителями нескольких суфийских школ и дервишских орденов в Персии, Бухаре и восточном Туркестане. Пристальное изучение его системы показывает, что он много у них позаимствовал.
Так он утверждал, что бессмертие — не прирождённое качество человека, но его можно заслужить. К бессмертию ведут три пути.
1) Путь Факира, подразумевающий долгое и мучительное истязание тела ради обретения контроля над ним. На этом пути эмоции и интеллект остаются неразвитыми, а естественные потребности тела не принимаются во внимание ради развития так называемой физической воли.
2) Путь Монаха — путь веры, поста, медитации, сосредоточения на религиозных чувствах и самопожертвования. На этом пути контроль над чувствами достигает высочайшего развития. Но физическое тело и разум остаются в пренебрежении.
3) Путь Йогина — путь познания и рассудка. Но даже йогин оставляет тело и эмоции без должного внимания.
Сам Гурджиев постулировал наличие четвёртого пути, который также называл Путём Хитреца. Идущий по нему работает одновременно с телом, разумом и эмоциями. Он не требует ухода от мира, как три другие системы. На четвёртом пути ищущий не должен делать ничего, чего он не понимает — за исключением упражнений под руководством Учителя.
Гурджиев говорил:
«Человек, следующий по четвёртому пути, знает вполне определённо, какие субстанции необходимы для его целей, и знает, что эти субстанции можно произвести в теле при помощи месяца физических страданий, недели эмоционального напряжения и дня умственных упражнений. Но он знает и другое: что ихможно ввести в организм извне, если известен способ, как это сделать. И вот вместо того, чтобы тратить день на упражнения, как йогин, неделю на молитвы, как монах, или месяц на самоистязание, как факир, он просто приготавливает маленькую пилюлю, которая содержит все нужные субстанции, и глотает её; таким путём, не теряя времени, он получает требуемые результаты». [207]
207
Перевод Н. Ф. фон Бока. В оригинале цит. по: P. D. Ouspensky, In Search of the Miraculous (Routledge and Kegan Paul, 1950). — Примеч. авт.
Это не только звучит очень похоже на доктрину суфиев, но и, судя по всему, передаёт самую суть теории алхимии. Кроме того, это даёт некоторое понятие о тех метафизических процессах, которые происходят с адептом во время долгой практической работы в лаборатории. Здесь Гурджиев выражается достаточно ясно: существуют некие субстанции, которые производятся внутри человеческого тела естественным образом и позволяют ищущему выйти за пределы повседневности и физического мира.
Эти субстанции и представляют собой абсолютную цель алхимика. Это его Summum Bonum, [208] «дар бога», «таинственное вещество».
208
Наивысшее благо (лат.). — Примеч. пер.
Мы уже поняли, что Камень, чем бы он ни был на самом деле, невозможно ни определить, ни проанализировать методами ортодоксальной науки. Помимо чисто физических качеств, он обладает и супрафизическими, духовными свойствами, которые одновременно сообщаются ему самим алхимиком и, в свою очередь, отражаются в преображённой природе адепта.
Согласно индийским источникам, посвящённым алхимии, самым важным ингредиентом Эликсира жизни является таинственное растение сома. Однако их авторы никогда не вдаются в подробности относительно того, как выглядит это растение и каким образом его надлежит готовить, хотя и отмечают, что встречается оно по всей Индии. И всё же ботаникам удалось идентифицировать его — хотя бы ради собственного чисто научного удовлетворения. Это оказался многолетний тропический кустарник Asclepias acida.
Вот что пишет мадам Блаватская о соме в своём монументальном труде «Разоблачённая Изида»:
«Этот индийский священный напиток соответствует греческой амброзии или нектару, который пьют боги Олимпа. Мисты при элевзинских посвящениях залпом осушали чашу кикеона. Пьющий сому легко достигает Брадхны или места сияния и блеска (иначе — Небес). Известный европейцам напиток не есть настоящая сома, а только её заменитель, ибо только посвящённый священнослужитель вправе был отведать истинной сомы; даже цари и раджи при жертвоприношениях получали только заменитель. Хог в „Айтарейя-брахмане“ [М. Haug, Bombay, 1863], свидетельствует, что напиток, который он пробовал и нашёл отвратительным, был не сомой, но соком из корней Ниагродхи, некоего растения или кустарника, растущего на холмах Пуны. У нас имеется достоверная информация, что большинство жрецов Деккана утратили секрет подлинной сомы. Его нельзя найти ни в ритуальных книгах, ни в устных преданиях. Истинных последователей первобытной ведической религии, ведущих, по преданию, свой род от риши, — агнихотрис, посвящённых великих мистерий, осталось очень мало. Напиток сома фигурирует в индийском пантеоне под именем Царя-сомы. Тот, кто пьёт его, причащается власти небесного владыки, наполняясь им подобно тому, как христианские апостолы и их обращённые наполнялись Святым Духом и очищались от грехов. Сома превращает посвящённого в совершенно нового человека; он перерождается и преображается, и его духовная природа отныне преобладает над физической. Сома даёт Божественную силу вдохновения и развивает способности к ясновидению. С экзотерической точки зрения сома есть растение, но в то же время и ангел. Она полновластно соединяет внутренний высший „дух“ человека, являющийся, как и мистическая сома, по сути своей ангелом, — с его „иррациональной душой“ или астральным телом; и так, объединённые властью магического напитка, они вместе возносятся над физической природой и причащаются блаженству и невыразимой славе небес.