Феноменальный П. Т. Гелиодор
Шрифт:
– А я не отказался бы от сена, – сказал Гидеон.
– А Гидеон не отказался бы от сена, – повторил за ним П. Т.
– Это он сам тебе сказал? – спросила Алиса, явно в шутку.
– Ага.
Пушинка поднесла пучок к морде Гидеона, который ухватил сено губами и съел с большим аппетитом.
– Видишь? – довольно произнёс П. Т.
– Он хочет ещё? – спросила Алиса.
– Нет, спасибо, – ответил Гидеон.
– Нет, спасибо, – передал П. Т.
Алиса собрала ещё сена и поднесла ко рту Гидеона, но тот отвернулся, вежливо отказываясь.
– Видишь? –
– Это ничего не доказывает.
– Как скажешь.
В роще поднялся ветер, и к тихому ржанью и цоканью лошадиных копыт добавился влетавший в конюшню шелест листьев. Низкое солнце осветило пол и стены денников тёплым, мягким, дрожащим светом.
П. Т. остановился и прислушался. Хотелось, чтобы этот идеальный, неповторимый момент длился вечно.
– Я видел, как ты вчера летала, – наконец сказал он.
Она кивнула.
– Я всего лишь танцевала.
– Ты летала. Ты парила в воздухе. Я видел.
– Да, но я просто танцевала.
– Как бы там ни было, у тебя отлично получается.
– Откуда тебе знать?
– Просто знаю.
Алиса улыбнулась, застенчиво, словно ещё не привыкла улыбаться.
– Ты здесь работаешь? – спросила она.
– Я работаю конюхом. Вернее, помощником конюха. Но это временно. У меня другие планы, грандиозные планы на будущее.
– Правда?
– Разумеется!
– Какие?
– Пока не знаю. Но я точно не буду помощником конюха!
– Тебе не нравится эта работа?
– Просто мне не хочется этим заниматься.
– Оно и видно. – Нервно заржав, Гидеон отбил копытами по воздуху и наступил в собственный навоз.
Одно было ясно: Алиса Петтигуфер любила танцевать.
Танец захватывал её. Она отдалялась от остального мира, отдаваясь танцу самозабвенно, всей душой и телом, всеми мыслями. Танец был укрытием, защищавшим её от любых опасностей. Её личным укрытием.
Алиса была не из тех девочек, которые много о себе рассказывают. Она никогда по-настоящему не доверялась никому, кроме своей матери – единственной, кто её понимал. Но теперь матери, как и остальной семьи, не стало, они существовали только в воспоминаниях, которые причиняли ей боль. Мир уже не казался таким прекрасным, ведь некому было её защищать, любить и утешать. Он стал чужим и оскалился острыми, как у Моисея, зубами.
Алиса жила одним днём. Для неё будущее начиналось с рассветом и заканчивалось с закатом солнца.
– Она неуловима, как сом, – сказал однажды П. Т. своим сёстрам. – Только думаешь, что поймал её, – а она уже опять ускользнула.
Это было весьма точное описание.
Иногда П. Т. смотрел, как Алиса летает, – конечно, стараясь не попадаться на глаза Сэмюэлю и остальным Петтигуферам. Он стоял, прижавшись носом к стеклу, выдыхая облачка пара, а Алиса знала, что он за ней наблюдает, но не подавала вида: во время танца она ни на что не отвлекалась. И П. Т. знал, что Алиса знает, – и эта невинная игра дарила обоим ощущение дружбы, тайного и утешительного счастья. В некотором смысле они чувствовали себя заговорщиками.
Но кто же такая на самом деле Алиса Петтигуфер и почему она переехала в Согатак?
Алиса была на год старше П. Т., но казалась на год или два младше. Маленькая, хрупкая, лёгкая – казалось, её вот-вот сдует, как бумажный листок, или разорвёт порывом яростного ветра. Крошечные язычки пламени в её глазах трепетали от биения её сердца, как живые. Иногда она устремляла взгляд куда-то вдаль, будто пыталась рассмотреть там нечто призрачное, недостижимое, – тогда её лицо окутывала грусть, древняя как мир.
Поначалу она посещала школу господина Де Вото, но вскоре перестала, потому что образование, полученное ею в Филадельфии, откуда она приехала, оказалось много лучше того, что мог предложить молодой согатакский учитель самым прилежным из своих учеников.
Однажды П. Т. пригласил Алису на прогулку в город.
– Это ещё зачем? – спросила миссис Петтигуфер. – В город. Да ещё с вашим сыном в придачу.
Приглашение от имени П. Т. передала его мать, Оливия Фридберг.
– Просто прогуляться по городу, – повторила Оливия.
– Ни к чему это вовсе, я считаю. Хотя, конечно… – добавила миссис Петтигуфер, поразмыслив, – она же не может сидеть всё время дома и хандрить. Что ж, ладно, пусть едут, но только при условии, что они будут не одни.
– Хорошо, – сказала миссис Оливия. – Я попрошу какую-нибудь из своих дочерей их сопровождать.
– Двух дочерей, – подчеркнула миссис Петтигуфер. – Лучше старших, разумеется.
Вот так получилось, что Эрму и Сельму отправили в город присматривать за братом и его новой подругой, таинственной племянницей Петтигуферов.
В продолжение всей прогулки сёстры Гелиодор отпускали недовольные замечания обо всём, что видели, особенно об Алисе.
– Может, хватит? – не выдержал наконец П. Т. – Что вам не нравится?
– Она, – прошептала Эрма, не скрывая раздражения.
Ей не нравилось, что Алиса одета в красивые сапожки и пальто, такие изысканные по сравнению с её собственным нарядом, а заодно и то, что, когда сёстры Гелиодор обращались к девочке, она держалась отстранённо, даже отворачивалась.
Однако Эрма ошибалась. Алиса надела ту одежду, какую имела; а отворачивалась она вовсе не потому, что стыдилась гулять по Согатаку с сёстрами П. Т., а потому, что чувствовала себя неуютно в любой компании. Она казалась себе сухой веткой в цветущем саду. Вот в чём было дело.
– С ней всё в порядке, – заверил сестру П. Т. – А вот с тобой что-то не так.
– Надо же! И это вместо благодарности за то, что я согласилась потратить полдня на то, чтобы присматривать за вами двумя! И правда, глупость с моей стороны!
– Никто тебя не держит. Возвращайся домой, если хочешь.
– А мне очень даже весело, – заметила Сельма. – Почему бы нам не купить карамелек у Диббла? Мятных или лакричных…
П. Т. вытаращился на сестру.
– Хочешь погубить мою репутацию? Купить карамелек у старого Диббла?! Карамельки у Диббла не покупают, их крадут!