Фердинанд Врангель. След на земле
Шрифт:
Из энциклопедического словаря.
Изд. Брокгауза и Ефрона. Т. VII. СПб., 1892.
Врангель (барон, Фердинанд Петрович) — адмирал, генерал-адъютант, член Государственного совета, почетный член Императорской академии наук, член Парижской академии наук и многих других ученых обществ. Род. в Пскове 29 декабря 1796 г. В 1807 г., после смерти родителей, В. был определен в Морской кадетский корпус. В 1815 г. был произведен в мичмана. В 1817 г. Врангель был назначен на шлюп «Камчатка», который под командой капитана Головнина отправлялся в двухгодичное кругосветное плавание. Командир «Камчатки» сумел оценить выдающиеся качества молодого Врангеля; по возвращении из плавания В., по его рекомендации, был назначен начальником экспедиции для исследования северных берегов Восточной Сибири. Северные берега Сибири и некоторые из прилегающих к ним островов, начиная с — XVII столетия, неоднократно были осматриваемы казаками и промышленниками и частью описаны морскими офицерами и геодезистами; но по несовершенству инструментов и приемов отважных исследователей XVII и XVIII столетий морские карты не соответствовали современным требованиям географии. Наконец, постоянно возобновлявшиеся предания о существовании обитаемых земель на севере от Новой Сибири и против р. Колымы побудили правительство отправить к устьям реки Яны и Колымы «двух морских офицеров с
Ввиду безуспешности прежних попыток производить опись «студеного моря» на мореходном судне, адмиралтейский департамент признал за лучший способ передвижения экспедиций — переезды по льду на собаках, в весеннее время. Начальником колымской экспедиции был назначен В., а янской экспедиции — его товарищ по корпусу П. Ф. Анжу (см. т. 1, стр. 780). В помощники к себе Врангель взял мичмана Матюшкина, штурмана Козьмина и доктора Кабера. Готовясь к экспедиции, В. зиму 1819—1820 гг. занимался в Дерпте астрономией, физикой и минералогией. В мае 1820 г. В. прибыл в Иркутск, где генерал-губернатор М. М. Сперанский оказал экспедиции самое деятельное покровительство. Четыре года В. провел на Крайнем Севере, употребляя весну и лето на поездки по льду и на опись берега, а зиму проводил в Нижне-Колымске. Русское, описание путешествия В. издано лишь в 1841 г., тогда как уже в 1839 г. появился немецкий перевод, сделанный Е. А. Энгельгардтом. С этого немецкого издания, напечатанного по инициативе и с предисловием знаменитого географа К. Риттера, путешествие В. переведено на английский язык супругой британского путешественника Э. Сабина и на французский язык кн. Голицыным. Английский перевод в 1842 г. вышел вторым изданием. Независимо от ученого значения этого сочинения, оно есть художественное произведение: картины природы, нравы и обычаи народонаселения, промыслы и богатства Сибири — все это описано с наблюдательностью, простым и выразительным языком. В сочинении своем «Природа и человек на Крайнем Севере» известный писатель Гартвиг говорит: «Затруднения, с которыми пришлось бороться Врангелю, ревность к достижению научных результатов, вынесенные им лишения и опасности, бесстрашие и сила воли — все это, без всякого сомнения, дает В. право, вместе с Франклином и Парри, стать в первом ряду арктических путешественников». Главнейшие результаты четырехлетних странствований и исследований заключались в следующем: 1) описан берег от устья р. Колымы до острова Колючина; 2) сделаны многочисленные наблюдения и собраны замечательные сведения о народах и произведениях почти неизвестного края Сибири; 3) море осмотрено на расстоянии до 260 верст от берега, причем В. убедился, «что в удободостигаемом от азиатского берега расстоянии нет на Ледовитом море земли. Если же на Севере существует земля, то для открытия ее должно быть предпринято путешествие после безбурной, морозной зимы, от м. Якана, где по показаниям жителей, неизвестная страна наиболее сближается с берегом Азиатского материка». В 1867 г. американский китолов Лонг действительно открыл землю недалеко от места, намеченного Врангелем на карте, которая и получила название Земли Врангеля. 4) При своих многократных попытках проникнуть по льду к Северу, экспедиция В. и Анжу везде встречала непреодолимое препятствие в виде открытого водного пространства. Существование этой т. наз. «большой полыньи», впервые доказанное этими путешественниками, послужило, между проч., Норденшильду основанием для его смелого предприятия. По истечении 4-х лет экспедиция получила предписание вернуться в Иркутск. В. испрашивал разрешение остаться еще на год или на два, чтобы еще попытать счастья и достичь с м. Якана земли, в существовании которой он не сомневался, но ему было отказано. В феврале 1894 г. В. прибыл в Иркутск; в июле 1824 г. вернулся в Петербург. Император Александр I принял Врангеля весьма благосклонно, наградив его орденом Владимира 4-й степени. Осенью того же 1824 г. В. был назначен командиром военного транспорта «Кроткий», предназначенного в кругосветное плавание для доставления предметов снабжения в Камчатку. В августе 1825 г. «Кроткий» вышел в море и, исполнив задачу, вернулся в сентябре 1827 г. Описание этого путешествия В. представил в морское министерство, но оно не было напечатано, а рукопись затерялась; уцелел в архиве только шханечный журнал, из которого в 1882 г. извлечены и напечатаны метеорологические и другие наблюдения, между проч. температуры воды, которая в нашем флоте наблюдалась впервые на «Кротком» правильно 4 раза в сутки. По возвращении из плавания В. назначен командиром фрегата «Елизавета». Осенью 1828 г. фрегат прибыл в Кронштадт. В исходе зимы 1828 г. ему было предложено со стороны директоров североамериканской компании принять должность главного правителя колонии. Он принял предложение, сулившее ему самостоятельный круг деятельности. В марте 1829 г. В. был произведен в капитаны 1-го ранга с назначением главным правителем сев.-американских колоний. В ноябре 1830 г. с семьею прибыл в Ситху, где провел 5 лет, ежегодно объезжая колонии. Знакомясь на месте с нуждами края, В. организовал правильную эксплуатацию промыслов, оберегая вместе с тем туземное население от злоупотреблений компанейских агентов; в своих гуманных стремлениях В. встретил сильную помощь в миссионерской деятельности священника Вениаминова, впоследствии преосвященного Иннокентия, митрополита Московского. В 1835 году Врангель покинул Ситху, посетил принадлежавшую компании колонию Росс (близ залива Бодего, в Калифорнии), пересек Мексику от порта Сан-Блаз до Веракруца, откуда через Гавр прибыл в Кронштадт летом 1836 г.
Посещение Мексики имело целью добиться, со стороны республики, уступки плодородной долины, простирающейся на 20 вер. от колонии Росс. Мексиканские власти соглашались на всевозможные уступки, если Россия войдет в официальные сношения с правительством республики. Докладывая впоследствии об этом императору Николаю Павловичу, В. указал на пример Пруссии: не признавая официально республики, заключила, однако, через своего генерального консула выгодный торговый трактат, но государь прервал его словами: «Для Пруссии выгоды впереди чести, а у меня наоборот». Вследствие такого решения колония Росс, приносившая одни убытки, была упразднена. Местность, занятая прежней колонией, остается и поныне бесплодной. Золотоносные пески были открыты впоследствии в местах, лежащих за кряжем гор, отделяющих приморскую полосу, на которой было расположено заселение, от долин, простирающихся внутрь страны (см. «Истор. обозр. образов. росс.-америк. колоний» П. Тихменева). 8 июля 1836 г. В. произведен в контр-адмиралы, в августе назначен директором департамента корабельных лесов. В 1838 г., оставаясь директором департамента, был избран российской североамериканской компанией заведующим делами колоний, а в 1840 году главным директором ее, каковым оставался до 1849 г. Деятельность В. во главе компании составляет блестящую эпоху этого общества. В порученном его управлению департаменте В. со свойственной ему энергией принялся за борьбу с вкоренившимися злоупотреблениями и рутиной и был сначала поддерживаем в своих стремлениях морским министром кн. A. C. Меньшиковым, что продолжалось, однако, недолго, и потому В. решился отказаться от службы. В 1849 г. В. вышел в отставку и поселился в своем имении Руйль, Эстляндской губернии. В 1854 году В. назначен директором гидрографического департамента, потом председателем коммиссии для пересмотра морских уголовных законов, а в 1855 г. председателем ученого комитета и инспектором штурманов. Депо карт, библиотека, типография были приведены в порядок. «Морской Сборник» принял новое направление, вследствие чего приобрел значение передового журнала в нашей литературе. 18 мая 1855 г. В. назначен управляющим морским министерством, в то же время членом сибирского комитета, в августе того же года — членом комитета для соображений средств к защите берегов Балтийского моря. В 1856 г. В. назначен генерал-адъютантом и произведен в адмиралы. С увлечением В. предался кипучей деятельности, возбужденной в морском ведомстве генерал-адмиралом его императорским величеством Великим князем Константином Николаевичем.
Упомянем о новых учреждениях и преобразованиях в администрации, почин которых принадлежит В., именно: 1) образование технического комитета; 2) назначение морских офицеров городовыми начальниками в портах на Черном и Азовском морях; 3) преобразование адмиралтейств совета в тот вид, в каком он ныне находится, и 4) заявление, в особой записке, о необходимости и пользе развить на Черном и Каспийском морях купеческий транспортный флот из сильных пароходов, для чего необходимо основать привилегированное акционерное общество с пособием от казны. Возникавшие при его решительном и прямом характере столкновения и непомерное напряжение надломили, однако, силы В.: в апреле 1857 г. он отправился для лечения за границу. В июне В. был уволен от должности управляющего морским министерством и назначен членом государственного совета. В это время по всем отраслям государственного управления предпринимались существенные преобразования: освобождение крестьян, судебная реформа, уничтожение откупа, введение единства кассы, государственный контроль и многие другие. Не обладая ораторским талантом, В. свои взгляды на обсуждавшиеся вопросы излагал преимущественно в мемуарах и записках, которые давал читать избранным сочленам, и некоторые из его записок послужили поводом к изменению предрешенных мероприятий. Возобновившийся в 1864 г. прежний недуг заставил В. оставить служебные занятия. После 2 лет, проведенных в чужих краях, он окончательно поселился в своем имении, но и в деревенском уединении принимал живое участие в злобах дня и делился своими мнениями, основанными на обширной опытности, в переписке со своими друзьями. Он скончался, будучи проездом в Дерпте, 25 мая 1870 г. от разрыва сердца, на 84-м году жизни. Главнейшие из его сочинений суть: «Очерк пути из Ситхи в С.-Петербург» (1836); «Историческое обозрение путешествий по Ледовитому океану» (1836); «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю» (1841).
Часть первая
В СТРАНЕ БОРЕЯ
Глава первая
В майский день 1820 года в столицу Сибири Иркутск въехали два почтовых экипажа. Путники, четверо молодых флотских служащих, лишь полтора месяца назад покинули Петербург, но так как начальник их, лейтенант Фердинанд Врангель, имел при себе сопроводительный документ, подписанный высоким чином из морского министерства, на станциях моряков обслуживали в первую очередь, лошадей давали крепких и резвых, и, несмотря на распутицу и разливы рек, бодро настроенный отряд двигался в края холодные с завидной скоростью, наперегонки с весной.
Среди немногих иркутских горожан, заранее, в силу служебного положения, уведомленных о предстоящем прибытии северной экспедиции, был и начальник тамошнего адмиралтейства флотский лейтенант Матвей Иванович Кутыгин. Ему и довелось первому встретить путников и позаботиться об их жилье. С присущим сибирякам гостеприимством он предложил начальнику отряда и штурману Прокопию Козьмину остановиться в его доме. Двоих же их спутников, матроса первой статьи Михаила Нехорошкова и Степана Иванникова, устроил на постой по соседству.
Помимо цеховой солидарности, предписывающей людям одной профессии помогать друг другу, для радушного приема гостей у Кутыгина были и личные мотивы. При встрече Врангель вручил ему рекомендательное письмо от младшего брата Федора Кутыгина, и, жадно прочитав послание, Матвей Иванович с восторженной непосредственностью вскричал:
— Так вы ж с Федькой-то моим из одного котла щи хлебали! Вот радость-то, вот уж не знал и не ведал!
За быстро приготовленным ужином разговор по инициативе хозяина зашел о кругосветном плавании гостей на шлюпе «Камчатка» в компании с его братом, лейтенантом Федором Кутыгиным.
— И как Федя, не сплоховал ли где? — настырно вопрошал Матвей Иванович, и голубые его глаза на широком добродушном лице задорно щурились, словно и сам понимал, что брат его в дальнем походе сплоховать не мог и вопрос задан лишь для того, чтобы услышать о родиче похвальное слово.
— У капитана нашего, Василия Михайловича Головнина, никаких претензий к Федору Ивановичу не было, — отвечал Врангель. — По капитанской инструкции каждому офицеру, боцману, гардемарину определялось при маневрах свое место, и наше с Федором было на шканцах. Когда шторма у мыса Горн захватили, в одной, так сказать, связке от них отбивались.
Уже отведаны были за столом и пельмени со сметаной, и подкопченный байкальский омуль, и подсахаренная брусника, и выпито в честь встречи не по одной рюмке крепкого винца, а Матвей Иванович Кутыгин все не мог наговориться с гостями, жадно расспрашивал и о Бразилии, и о посещении Сандвичевых островов, русских поселениях в Америке, и о других местах, где побывали эти счастливчики вместе с его братом.
Гости понимали его состояние и терпеливо отвечали на все вопросы. С таким же интересом атаковали их друзья и родственники после возвращения из кругосветного вояжа.
— Да как же вам не позавидовать! — с доброй улыбкой резюмировал Матвей Кутыгин. — Теперь опять путь держите в неведомые края, к белым медведям. А у нас, стало быть, жизненный расклад иной. Шестой уж годик пошел, как здесь, на Байкале, флотскую лямку тяну.
Прокопия Козьмина с дороги все ж сморило, и полнотелая супруга Матвея Ивановича, коренная, как он упомянул, сибирячка из купеческого рода, прошла проводить штурмана в отведенную ему комнату. А лейтенант Врангель тем временем решил, что пора и ему кое о чем порасспросить хозяина.
— По дороге сюда, — начал он, — проезжая через Тобольск и Томск, немало мы наслышались о новом генерал-губернаторе Михаиле Михайловиче Сперанском [1] . Некоторые жаловались: мол, не слишком ли круто взял? Обижает, дескать, именитых людей. Неужто и иркутяне действия его не поддерживают?
— Кто ж вам такое наговорил? — с неудовольствием отреагировал Кутыгин. — Не те ли лихоимцы, кому Сперанский по рукам дал? Да ежели хотите знать, — горячо продолжал он, раскрасневшись от выпитого вина и остроты затронутой темы, — здесь давно надо было порядок навести. Бывший наш губернатор, Трескин Николай Иванович, так всех лиц купеческого звания в кулак зажал, что они без подношений и дела никакого начать не смели. Даже ручку свою облобызать лишь купцов первой гильдии допускал. При Сперанском-то общество местное повеселело: ввел в обычай балы устраивать в здании биржи. А при Трескине — тишь и страх, не до балов. Лишь свои да женины именины праздновал, и в такие дни только самые близкие люди были к нему вхожи: здешний исправник Волошин, нижнеудинский Лоскутов да еще Геденштром [2] из Верхнеудинска. О Геденштроме рассказывают, что он опаздывал как-то на праздник к Трескину и, чтоб перед ним не осрамиться, триста пятьдесят верст из Верхнеудинска за восемнадцать часов проскакал, нескольких лошадей загнал. Вот с ними-то первыми, отстранив от должности Трескина, Михаил Михайлович и начал разбираться. Приезжает в Нижнеудинск, во владения Лоскутова, — тот спокойно держится: думает, жаловаться начальству не посмеют, запуганы. Но на всякий случай накануне велел во всем уезде собрать по домам перья, чернила и бумагу и запереть под замок в волостных правлениях, ан нет, кое-что уцелело. Народ генерал-губернатора у реки Кан встречал — с хлебом и солью. И вдруг из толпы вылезли бочком два старика, бац на колени и так, на карачках, ползут к Сперанскому и жалобы свои на головах держат. Сперанский велит секретарю своему жалобы взять и тут же вслух прочесть, а старикам встать, не унижаться. Лоскутов же подле Сперанского стоит и кривится от ярости. Михаил Михайлович человек светский, выдержанный. Выслушал жалобы и в сторону Лоскутова кивает: «Арестовать и следствие учинить!» Старики аж до смерти при его словах напугались, опять на колени бухнулись, за полу генерал-губернатора хватают: «Ты что ж это, батюшка, баешь! Аль не видишь, что это сам Лоскутов! Как бы тебе греха от него не было!» Когда дом Лоскутова описывали, одними ассигнациями полмиллиона нашли. А потом и Геденштрома очередь наступила. В феврале, кажется, отстранен он был от должности и вызван для проведения следствия сюда, в Иркутск, без права выезда за пределы губернии...
1
Сперанский, Михаил Михайлович (1772—1839) — русский государственный деятель, граф, статс-секретарь Александра I, автор ряда законопроектов, вызвавших недовольство консервативного дворянства. В 1812 г. был сослан в Нижний Новгород, затем в Пермь. В 1819 г. назначен генерал-губернатором Сибири.
2
Геденштром, Матвей Матвеевич (1780—1845) — русский исследователь севера Сибири. В 1808—1810 гг. возглавлял экспедицию по съемке Новосибирских островов, описал берег между устьями рек Яны и Колымы.
— Тот самый Геденштром, кто лет десять назад Новую Сибирь и побережье Ледовитого моря исследовал?
— Кажется, он и есть. Матвей Матвеевич человек здесь известный, ученый. С ним, сказывают, даже ближайший сотрудник Сперанского, Батеньков, дружбу водит.
Несколько оправившись от неожиданных для него новостей о Геденштроме, Врангель рассеянно сказал:
— Мне надо завтра же представиться Сперанскому, поговорить относительно подготовки экспедиции. В Петербурге решено, что здесь, в Сибири, именно Сперанский будет руководить нами и оказывать необходимую помощь.
— Встретитесь, — подхватил Кутыгин. — Михаил Михайлович занимает дом товарища откупщика Ивана Ефимовича Кузнецова. Его, Кузнецова, «королем» звали — за красоту, богатство, лихость во всех делах. Недаром сердце покойной жены Трескина, Агнессы Федоровны, завоевал. Из-за него, говорят, она и погибла, когда вместе они с прогулки на Байкал возвращались, а лошади вдруг взбесились и понесли...
Матвей Иванович Кутыгин, судя по его рассказам, в местные дела был посвящен до самых тонкостей, но не все представляло для гостя равный интерес. Он встал из-за стола: