Ферзевый гамбит. 1942-1943
Шрифт:
"Нет, все-таки несут", — до сознания наконец добрались окружающие офицера звуки: тяжелое дыхание неизвестных, хруст веток и прочего разного под ногами а также прочий шум природы, характерный для сельской местности. Вместе с активизацией чувств пришла и боль. Саднил лоб, видимо именно его перевязкой Пьер Бийот был обязан невозможности оглядеться, так же болела левая нога, и выяснять на сколько там все плохо желание почему-то совершенно не было. Зато очень хотелось пить. — Воды!
Вместо привычного слова из пересохшей глотки вырвалось только нечленораздельное сипение, которое, впрочем, было неожиданно истолковано верно.
— Он
Аккуратно поучилось очень условно, встреча с землей отозвалась болью во всем теле, как будто его не так давно прокрутили через мясорубку. Невидимые руки приставили к губам горлышко фляги и помогли приподнять голову: в горло полилась отвратительно-теплая, отдающая металлом вода, показавшаяся раненному майору, тем не менее, очень вкусной.
— Где мы? Что со мной? Сколько времени прошло?
— Мы идем на юг, вернее на юго-запад, господин майор. У вас контузия, видимо, головой приложило, рассечение на лбу. Ничего особо страшного. А прошло часов десять уже после боя.
— Уберите эти тряпки с лица, я не вижу ничего.
Чьи-то руки опять приподняли голову, поправили съехавшую на глаза повязку, и майор снова смог пользоваться зрением.
— Что произошло? — Командир разгромленного батальона осмотрелся вокруг: его окружало шестеро бойцов, из которых его танкистами были четверо, а двое носили пехотные знаки различия. — Чем все закончилось?
— После того как пикировщики разбомбили танки, боши пошли опять в атаку. Мы продержались еще два часа: помог засадный взвод, ударивший по обошедшим нас слева немцам, но и их тоже быстро угомонили. После того, как все закончилось, боши сразу рванули по дороге дальше, не став искать уцелевших, а нам удалось найти вас, — сержант Лорван, командир одного из танков его батальона, видимо был самым авторитетным среди уцелевших, поэтому говорил в основном сам.
— Понятно, — майор попытался было сесть, но его тут же замутило и он склонившись вбок выблевал обратно выпитую парой минут раньше воду. Ничего другого в желудке уже не было. — Сотрясение. Куда мы двигаемся?
— В сторону своих, господин майор. Хотим дойти до Першского леса, чтобы не немцам на глаза не попасться случайно. Ну а дальше под деревьями, пока к своим не выйдем.
— Одобряю, — прикинул в уме карту раненный, — но за ночь туда не дойдем, километров сорок это пилить. Нужно на день найти укрытие. Сколько до рассвета?
— Сейчас где-то два часа ночи.
— То есть еще часа три можно двигаться. Помогите встать, попробую на своих двоих идти.
Получилось в итоге плохо, еле-еле шкандыбающий офицер только задерживал группу, поэтому спустя минут двадцать его уговорили вернуться на носилки. Таким неспешным темпом за ночь удалось преодолеть только половину расстояния. Под утро остатки разбитого батальона укрылись в небольшом островке леса в нескольких километрах от городка Бретёй. Впереди проходило достаточно крупное шоссе, пересекать которое днем отступающие не решились. Один из солдат вызвался сходить с соседнее село, разведать обстановку и добыть по возможности провизии и воды.
После некоторого раздумья майор дал добро. Все равно нужно было понять есть ли немцы в округе, да и провизией как-то разжиться тоже было необходимо.
Вернувшись через три часа — проявляя разумную предосторожность
— Понятно, — майор с трудом жевал кусок хлеба, еда не лезла, но понимание что силы еще будут нужны заставляло работать челюстями активнее. — Значит передовые части проскочили, а тылы отстают. Сержант!
— Да, господин майор?
— Сколько танковая часть может пройти в отрыве от тылов в условиях стратегического наступления?
— Километров двести?
— Правильно, — даже в такой ситуации Бийот ничего не смог сделать со своей привычкой учить личный состав в любой свободный момент времени. В том числе и поэтому подразделения под его командованием всегда показывали лучшие результаты в полку. — От двухсот до трехсот, в зависимости от активности сопротивления, потом неизбежна потеря боеспособности. Нужна будет оперативная пауза. Но это в идеальном варианте, а если они от Сены с боями идут на юг и юго-запад обходя Париж по дуге, то где-то в районе Ле-Мана им в любом случае придется остановиться. Ну а поскольку тылы еще не успеют подойти и линии фронта как таковой не будет, то шанс проскочить на ту сторону у нас в любом случае появится.
— Ле-Мана? — Видимо мысль о том, что немцы могут зайти так далеко, бойцам в голову не приходила.
— Где-то так, — пожал плечами офицер. — Не думаю, что найдутся войска, чтобы остановить бошей раньше, чем они сами выдохнутся. А уж потом, воспользовавшись моментом, можно будет попытаться построить новую оборону.
Такой расклад группу не сильно вдохновил, однако как не крути перед офицером были не гимназистки, а закаленные в боях солдаты, которые верили своему командиру и тот отвечал им аналогичной монетой.
Следующие несколько суток прошли однообразно: по ночам отряд двигался в выбранном направлении, стараясь сторониться боле-менее крупных поселений и основных дорог, а днем они прятались и старались не маячить сверх необходимого минимума, при этом постоянно держа глаза широко открытыми.
17 августа окруженцы — а то, что они давно находятся в немецком тылу было ясно как белый день — достигли большого лесного массива Перш, после чего порядок движения изменился. Пьер Бийот к этому моменту уже худо-бедно передвигался на своих двоих, и решено было ускориться перейдя на дневной режим.
Если бы не обстоятельства, такой поход можно было бы даже назвать приятным. Вторая половина августа радовала отличной погодой, температура держалась на максимально комфортных двадцати пяти градусах, и ничего вокруг не напоминало о полыхающей где-то там большой войне. Лишь порой гудящие где-то за кронами деревьев самолеты, напоминали о событиях последних дней.
Удачная охота обеспечила путников мясом, что в дополнение к пожертвованному крестьянами свежеубранному зерну, позволяло более-менее нормально питаться, сетуя лишь на отсутствие привычного кофе по утрам. Про круассаны — извечные спутники горячего тонизирующего напитка — никто и не вспоминал, на войне было не до сладкой выпечки. Этот символ мирной жизни для воюющих третий год, а если считать почти год странной войны то четвертый, был для солдат французской армии бесконечно далеким миражом уже почти забытой жизни.