Фейри с Арбата. Гамбит

Богатырева Татьяна

Лилька неестественно улыбнулась Вовчику.

– Не надо плакать.

Вывернулась из объятия и отскочила, Ильяс едва успел поймать ее за руку.

Вовчик снова щелкнул камерой, - вот же зараза!
– громко шмыгнул носом и сделал несчастные глаза.

– Ну пожа-алуйста! Хочу подарочек, моя прелесть!

Ильяс хмыкнул и снова потянул Лильку к себе. Обнял и обернулся к Вовчику:

– Путаешь реплики, халтурщик.

– Новорожденному можно! И не делай умное лицо, я боюсь. А ты не напрягайся так, Русалочка. Я не кусаюсь. Пока.

Вовчик показал им обоим язык и схватился за камеру. Пока он снимал, Ильяс демонстрировал обществу, а особенно новорожденному маньяку, что Лилька - его и только его. А то уже Русалочка! Ну и, само собой, что он - исключительно ее, а посторонних дам-с просят не беспокоиться. Особенно мадам Айзенберг: когда измученный ботоксом анфас вынырнул из толпы сочувствующих и завидующих, Ильяс сделал то, чего ему хотелось с того момента, как увидел пай-девочку под фикусом: опустился на колени, распахнул ее сорочку и лизнул полоску кожи между джинсами и корсажем. Лилька возмущенно пискнула и попыталась вырваться, но он крепко держал ее за бедра.

Вовчик восторженно замычал и замахал руками, мол, голову откинь, дева, больше страсти!

Вместо страсти Лилька зашипела, схватила Ильяса за волосы и резко дернула от себя. Он перехватил ее руку, едва сдержавшись, чтобы не наставить новых синяков. Нарочито медленно поднял голову, - снимай свою Русалочку, маньяк гребаный!
– и, глядя в лилькины сверкающие злостью глаза, облизал пойманное запястье. Она больше не дергалась и не пищала: поняла, кто тут хозяин.

Напоследок Ильяс оглядел ее с ног до головы - так, что и слепому бы стало понятно, что думает он только о том, как бы затащить ее в постель. А вот Лилька явно думала о том, как бы его убить. Прямо здесь. Глупая.

Поднялся, не отпуская ее руки и взгляда. Вовчик продолжал снимать - скорее по инерции, а может, уже снимал тусню. Вокруг шипели: "Ледышка, бревно, бездарность". А мадам и вовсе заявила в полный голос:

– Безнадежно, котик. Мышь и есть мышь.

– Совершенно с вами согласна, - с чеканной холодностью сказала Лилька и выдернула руку из ильясовой ладони.
– Мышам в серпентарии не место.

– И ради этого убожества ты не летишь в Бомбей?
– мадам сделала брови домиком и жалостливо протянула: - Бе-едненький. Смотри, так скоро останешься без ушей, Ван-Гогочка.

Модельки одобрительно захихикали, а Ильяс словно протрезвел. Разом. И понял, какой только что был свиньей - хуже, чем мадам Айзенберг со своими молодыми талантливыми "котиками". Сам же ненавидел, когда кто-то из заказчиков и спонсоров показывал, где его шестнадцатое место, и вот так с Лилькой... Тьфу. Мерзость.

Проигнорировав шпильки, обернулся к Вовчику, заодно встав между Лилькой и мадам.

– Хватит с тебя подарочков.

– А дальше? Ну, я так не играю!
– возмутился новорожденный. Ему весь этот скандальчик был, что гусю вода.

– А вы можете продолжить с того же места. У вас здесь сплошь профессионалки, - так же чеканно сказала Лилька, выйдя из-за Ильяса, и улыбнулась так, что об эту улыбку можно было порезаться.

Идиот. Синяя, вашу мать, борода. Обидел ее хуже, чем спьяну. Дебил.

Бережно обнял замерзшую Лильку за плечи, не обращая внимания на все еще пытающихся выдать что-то язвительное моделек, и шепнул ей на ухо:

– Прости, Лиль, я дурак. Круглый. Пойдем уже домой?

Она еле заметно кивнула. Улыбнулась Вовчику, уже нормально.

– Простите. До свидания.

И пошла к выходу. Совершенно некстати вдруг подумалось, что Вовчик-то был прав. Идет, словно босиком по острым лезвиям.

Лиля угрюмо молчала до самого дома, а Ильяс пытался понять, что с ним сегодня такое. Гвозди проржавели, крышу сорвало? Немудрено, в самом-то деле, после вчерашнего. Сплошные сюрпризы. Вот интересно, паранойя у него или такое количество случайностей не может быть случайным? Начать хоть с благотворителя, сунувшегося в самый неподходящий момент. Случайность? Наверняка. Никто не мог знать, что их с Лилькой понесет в тот ресторанчик - Ильяс и был-то в нем от силы три раза. Потом мадам Айзенберг. Полгода не появлялась на горизонте, "выводила в люди" других молодых и талантливых, а тут вдруг явилась. И самый странный - мистер Твистер. Нормальный спонсор послал бы нахального художника на первой же минуте. Матом. А этот - беседовать изволил, причем с Лилькой - дольше, чем с Ильясом... и название компании, "Хрустальный город", что-то напоминает...

Внезапно заломило виски, к горлу подкатила тошнота. Ильяс в сотый, наверное, раз проклял придурка, нажравшегося до свинячьего визга. Придурка и параноика. Какие, к черту, случайности? Сам виноват. Надо было оставить ее дома, а не тащить под софиты. Она ж домашняя девочка, трусишка маленькая.

Едва войдя в квартиру, Ильяс позвал:

– Лиль?
– Замялся, пожал плечами.
– Не обижайся на дурака. Пожалуйста.

– Поздно уже...
– Трусишка сбросила босоножки и все так же, глядя в сторону, добавила: - Спать пора.

– Ладно, - он сунул руки в карманы, чтоб не треснуть кулаком по стене: не поймет, испугается. Натужно усмехнулся: - Маньяки будут в студии, если что, огнетушитель у консьержа.

Лилька вздохнула и вдруг обернулась, бросила на него короткий взгляд:

– Не надо в студии. Не выспишься, и вообще...
– Она пожала плечами и пошлепала на кухню.
– Пойдем выпьем кофе.

Ильяс выдохнул. Кажется, так боялся снова сделать какую-нибудь глупость, что даже не дышал.

Из кухни послышалось звяканье турки, шуршание фольги и лилькин голос:

– Тигр, иди сюда, у меня шоколадка есть!

Тут же из спальни выскочил кот и понесся жрать шоколад. Когда Ильяс остановился на пороге, Тигр уже хрустел и урчал, вздыбив шерсть. Шоколадный маньяк. Ему бы еще соленый огурец для полного счастья. А Лилька разливала кофе. Разлив, устроилась с чашкой в углу диванчика, вторую подвинула Ильясу и серьезно сказала:

– Я все понимаю... Но, пожалуйста, не устраивай больше таких демонстраций. Не хочу в это играть.