Фейсбук сельского священника 2. #глиобластома #круг жизни #танцующий мост
Шрифт:
Я 30 лет священник. И начал служение осенью 1990 года. За эти годы с чем я только не встречался, кого только не исповедовал. Я разговаривал и с людьми, кому подбрасывали наркотики, и с теми, кто их подбрасывал, и с теми, кому угрожали, отнимали бизнес, и с теми, кто это делал. Это мой мир, у меня нет другого, это очень страшный и жестокий мир.
А теперь про себя и про то, как все бывает реально, хотя и предельно бредово. Могли бы меня обвинить в уголовном преступлении и какова могла бы быть на это реакция людей, общества?
Так вот сообщаю: нет ничего не возможного, и «сказку» вполне можно сделать былью.
Меня
Началось все с того, как два года назад мы поставили в Черноголовке поклонный Крест в память новомучеников и жертв политических репрессий в годы гонений на веру. История была резонансная, многие в городе не приняли этот крест, на меня посыпались жалобы во все инстанции, от прокуратуры до патриархии, дошло, наверное, и до «конторы».
И вот мне стало просто очень интересно: а в чем меня можно подозревать, что именно инкриминировать? Среди моих знакомых есть бывший генерал ФСБ, Герой России. Я с ним встретился, и он мне все рассказал. Мое дело проходит по разряду государственной тайны. Черноголовка – научный центр, среди прихожан много ученых, я бываю за границей, у меня там друзья, я могу быть каналом связи. Все. Могу быть, разве нет? Обыденная рутинная работа, которую необходимо кому-то делать. Конечно, он меня успокоил, сказал, что это просто дурная затея молодого капитана, который хочет стать майором, что все под контролем и т. д. Я ему верю, но это история о том, в каком мире мы живем.
Продолжая эту тему, я не хотел бы говорить о презумпции невиновности, я бы хотел сказать о презумпции достоинства. И не только в смысле достоинства того, кого без должных оснований обвиняют, а о достоинстве тех, кто попадает в эту ловушку. Как не попасть? Не знаю. Но вот подумал, что мы, христиане, должны быть всегда на стороне тех, кого обвиняют, независимо от того, хорошие это люди или не очень, виновные или нет.
Слышу возмущение! Это же бред, как тогда жить, и как же закон, порядок, суд, наказание… и почти со всем уже согласен. Не близки мне соблазны толстовства и прекраснодушные теории о построении рая на земле. Я понимаю, что государство не для того, чтобы строить рай, но для того, чтобы не допустить ад, а для этого нужны и суд, и полиция, и армия, и даже чиновники. Но хочу-то я все-таки рая!
И потому мне всегда так грели душу слова Крестителя Руси равноапостольного Владимира, когда к нему привели на суд бандитов и епископы стали просить совершить законную казнь. А он сказал: «Не могу, Бога боюсь!»
И знаете, когда в житии моего любимого святителя Николая я читаю, что он молился за неправедно осужденных воевод, мне кажется, он молился бы за них, даже если бы они были виновны. Это его достоинство, на котором просто отблеск света, пришедшего во тьму.
Христос говорил: «Ходите, пока свет». Встать на сторону человека, не подтолкнуть, а поддержать; поверить, а не усомниться – это и значит зажечь свет, точнее, просто открыть ему путь.
12 июня 2019 г
Москва, Боткинская больница
Хороший больной, или Наука танца
Сегодня выписка, а значит, я покидаю свою палату, которая, конечно, номер 6. Покидаю Боткинскую больницу и еду на пару дней домой в Черноголовку, чтобы затем добраться уже до клиники в Мюнхене.
Надо сказать, что я за эти несколько дней приобрел новый опыт.
Дело в том, что я никогда за свои 54 года не болел, точнее, не болел серьезно, так, чтоб до больнички дошло. В больнице я был всего один раз в жизни и то минут десять. И по иронии судьбы именно в Боткинской. Мне было лет 7, в школу я ходил на Октябрьском поле, а это совсем рядом с Боткинской.
Как-то раз, придя в раздевалку на физкультуре, мы увидели одноклассника, который с восторгом показывал нам страшный шрам у себя на животе. Это реально было жутко. Что это? Андрюха с сияющей улыбкой ответил, что это аппендицит! «Меня возили в больницу и резали по живому, как на фронте!» А потом он начал подробно описывать свои боли в животе и что, мол, пацаны, не ссыте, вырежут за милую душу и совсем не страшно.
На меня его рассказ произвел очень сильное впечатление, но совсем не вдохновил. На следующий день на уроке русского я почувствовал боль именно там, где ее описывал Андрей, и именно такую вот – острую и резкую…
Я попросился выйти в медкабинет. Школьный доктор, пощупав живот, задала пару вопросов и изрекла страшное слово «аппендицит»! И вызвала маму и «скорую». Меня повезли в Боткинскую, и большего ужаса я в своем прекрасном детстве не помню. Меня сейчас будут резать! Но до этого не дошло – мне сделали клизму и отправили домой, а на следующий день, к явному восторгу Андрюхи, я сказал, что у меня был не аппендицит, а так, ерунда, но как же я был рад этой ерунде!
Но тот опыт посещения больницы, детский опыт ужаса остался со мной навсегда.
И вот второе посещение, спустя много лет. И совсем другой опыт, совсем другие переживания. Во-первых, мне было совсем не страшно, хотя вроде и приехал я опять в Боткинскую совсем не с аппендицитом, а с заразой в голове.
Было ощущение, что сейчас надо быть здесь и здесь все будет очень хорошо. Что значит будет хорошо? Ну, правильно, что ли, как надо, как должно. А мне нужно быть «хорошим больным» и не испортить этого правильного.
И вот я старался быть хорошим больным в эти дни. Очень старался, и мне кажется, что-то у меня получилось. По крайней мере, и врачи, и сестры, и Даша остались мною довольны. Хотя я не знаю точно, что значит быть хорошим больным, опыта не просто мало, а очень мало.
Но вот что я думаю. Дело не только в покладистости, правильном настроении, послушании и позитиве. Все это очевидно необходимые вещи для хорошего больного. Мне кажется, очень важна установка на сотрудничество. Не тебя привезли и лечат, проводя над тобой те или иные операции и манипуляции подобно тому, как скульптор отделывает кусок мрамора, отсекая лишнее.
Все совсем иначе. Это какое-то общее дело. Один скульптор просто не может справиться, даже если он гений.
Это как в любви, как в браке, это похоже на танец. Да, есть ведомый, есть ведущий, есть разная музыка, но танцевать в паре можно только вместе, чувствуя другого, подстраиваясь под него, не только крепко держась, а и даря себя.