Шрифт:
1
Подвенечное платье было кремовато-белое и отливало розовым, как раковина изнутри. Когда Селина сделала шаг вперед, тонюсенький жесткий шелк зашуршал по красному ковру, а когда повернулась, подол остался на месте, и у Селины возникло ощущение, что она запелената в роскошную оберточную бумагу.
Мисс Стеббингс прощебетала своим высоким голоском:
— О да, лучшего выбора вы не могли сделать. Сидит идеально! — Последнее слово у нее прозвучало как «идэально». — Ну а что скажете насчет длины?
— Не знаю… а вы как считаете?
—
Миссис Беллоуз выскользнула из угла, где терпеливо ожидала, пока ее позовут. Мисс Стеббингс была в чем-то креповом и пышном, а миссис Беллоуз вся затянута в черный нейлон, в туфлях, смахивавших на домашние тапочки. На запястье у нее болталась бархатная подушечка для булавок. Опустившись на колени, мастерица принялась подкалывать подол. Селина посмотрела на себя в зеркало. Она не была уверена, что платье сидит так уж «идэально», как утверждала мисс Стеббингс. В нем она выглядела худее, чем на самом деле (а ведь вовсе не так сильно и похудела!). Теплый цвет подчеркивал бледность лица, ярче выделялась помада, и почему-то заметнее стали уши. Селина попыталась прикрыть их волосами, но только сдвинула атласную диадему, которую мисс Стеббингс водрузила ей на макушку; когда же подняла руки, чтобы ее поправить, юбка перекосилась, и миссис Беллоуз со свистом втянула сквозь зубы воздух, словно произошло что-то ужасное и непоправимое.
— Простите, — сказала Селина.
Мисс Стеббингс поспешила улыбнуться, показывая, что ничего страшного не случилось, и завела светскую беседу.
— И когда же этот радостный день?
— Мы думаем… наверное, через месяц…
— Пышной свадьбы не будет?
— Нет.
— Естественно… в таких обстоятельствах…
— Я даже подвенечное платье не хотела шить. Но Родни… мистер Экленд… — Поколебавшись, Селина добавила: — Мой жених… — Мисс Стеббингс расплылась в сладкой улыбке. — Он настаивает… Сказал, бабушке бы хотелось, чтобы я венчалась в белом…
— Ну конечно. Ваш жених совершенно прав! Я тоже считаю, что скромная свадьба — если при этом невеста в белом — обладает особым, неповторимым очарованием. И подружек не будет?
Селина покачала головой.
— Прелестно. Только жених и невеста, вдвоем. Вы закончили, миссис Беллоуз? Ну как, нравится? Пройдитесь немножко. — Селина безропотно повиновалась. — Так гораздо лучше. Нельзя было допустить, чтобы вы путались в шлейфе.
Селина медленно повернулась внутри шуршащего тафтового панциря.
— По-моему, оно на мне висит.
— Вы, кажется, похудели, — сказала мисс Стеббингс, одергивая платье.
— Может быть, к свадьбе поправлюсь.
— Не уверена. Лучше все-таки немного убрать в боках.
Миссис Беллоуз поднялась с колен и в нескольких местах заколола шелк на талии. Селина повернулась, еще немного прошлась. Наконец платье было расстегнуто, аккуратно снято через голову и отдано миссис Беллоуз.
— Когда будет готово? — спросила Селина, надевая джемпер.
— Недели через две, — сказала мисс Стеббингс. — Диадему оставим?
— Да, пожалуй. Она очень миленькая.
— Я вам ее отдам заранее, чтобы вы успели показать своему парикмахеру. По-моему, стоит поднять волосы и пропустить через нее…
Вот уж этого Селине меньше всего хотелось: она считала свои уши чересчур большими и безобразными, — но сейчас только едва слышно пробормотала: «Да, да» и потянулась за юбкой.
— А туфли вы уже подобрали, мисс Брюс?
— На днях куплю. Белые. Большое спасибо, мисс Стеббингс.
— Не за что.
Мисс Стеббингс помогла Селине надеть жакет. От ее острого взгляда не укрылась в два ряда обвивающая шею Селины жемчужная нитка — бабушкино ожерелье с украшенной сапфиром и бриллиантом застежкой — и обручальное кольцо с огромным сапфиром посреди жемчужной и бриллиантовой россыпи. Мисс Стеббингс нестерпимо хотелось поделиться своими замечаниями на этот счет, но она боялась показаться излишне назойливой или вульгарной и, храня изысканное молчание, следила за тем, как клиентка натягивает перчатки. Затем, отдернув парчовую штору примерочной, пропустила ее вперед.
— Всего доброго, мисс Брюс. Вы доставили мне истинное удовольствие.
— Спасибо. До свидания, мисс Стеббингс.
Селина спустилась на лифте, долго кружила по коридорам и наконец, толкнув вращающуюся дверь, вышла на улицу. После жарко натопленного салона мартовский день показался прохладным. По голубому небу резво бежали белые облака; когда Селина остановилась на краю тротуара, чтобы подозвать такси, сильный порыв ветра взлохматил ей волосы, задрал юбку и засыпал пылью глаза.
— Куда? — спросил таксист, молодой человек в клетчатой спортивной кепке. Глядя на него, можно было подумать, что все свободное время он проводит на гонках борзых.
— Бредли, пожалуйста.
— Так точно!
В такси стоял застарелый смешанный запах какого-то дезинфицирующего средства и сигарного дыма. Селина протерла запорошенные пылью глаза и опустила окно. В парке цвели нарциссы; проехала девушка на каурой лошадке; деревья были окутаны зеленоватой дымкой: городская пыль и сажа еще не успели осесть на листву. Глупо в такой день торчать в Лондоне — надо было поехать в деревню, побродить по холмам, спуститься к морю… Улицы, как всегда в пору ланча, запружены народом: бизнесмены, нагруженные покупками дамы, машинистки, битники и индусы, обнявшиеся смеющиеся парочки. Какая-то женщина продавала с ручной тележки фиалки, и даже у старого бродяги, что-то искавшего в сточной канаве, в петлице обтрепанного пальто красовался нарцисс.
Машина свернула на Бредли-стрит и остановилась возле гостиницы. Швейцар распахнул перед Селиной дверь. Он ее знал, так как знал бабушку, старую миссис Брюс. Селина еще девочкой часто с ней здесь обедала. Миссис Брюс умерла, и теперь Селина пришла одна, но швейцар ее помнил и сразу назвал по имени.
— Доброе утро, мисс Брюс.
— Доброе утро. — Селина полезла в сумочку за деньгами.
— Хороший сегодня денек.
— Ужасный ветер. — Селина расплатилась с таксистом, поблагодарила его и направилась к двери. — Мистер Экленд уже пришел?