Фигуры из песка
Шрифт:
Главной проблемой было то, что все входы в храм солнцеликого оказались полностью запечатаными, и расположившиеся на площади вояки вряд ли стояли там, дабы приветствовать входящих. Сейчас даже нашивка мастера на рукаве рубашки Вэна не могла служить паролем для прохода в храм. Наверняка тех нескольких несчастных, которые были способны активировать телепортационное заклинание либо убили при нападении, либо держат где-то, всеми силами переубеждая сменить веру. Памятуя о том, как фанатичны были последователи солнцеликого, на переубеждение придётся потратить достаточно много сил и времени. И далеко не все его переживут. А значит — султану придётся ждать, пока великий совет пришлёт новых магов, открытых для «сотрудничества». И вряд ли это случится раньше, чем захваченный город превратится в клоаку благодаря упивающимся победой военным,
Ближайший путь до Ормрона лежал через северный портал в Левкотеоне — богатом торговом городе, где пересекались юг и север. Вэн мысленно прикинул во сколько обойдётся путешествие, вздохнул, и направился к южным воротам. Нужно было добыть где-нибудь ещё одну лошадь прежде, чем султан объявит всё вокруг своей собственностью и ворам начнут отрубать руки.
V
Дорога растянулась на недели. Постоялые дворы, лошади, узкие речушки, бескрайние поля, каменистые горы сменяли друг-друга день за днём.
Вэн искренне пытался не разговаривать с девушкой больше необходимого. Но это было просто невозможно. Она спрашивала обо всём. Любой цветок, любое животное, предметы одежды, посуда, оружие — всё вызывало у неё неподдельный и насколько искренний интерес, что устоять не было никакой возможности. Вэну часто приходила на память фраза из журнала Томасона "она умеет слушать, как никто другой". Это оказалось правдой. Когда мастер что-то рассказывал, слушательница словно умирала. Она приникала к его голосу, как к живительному источнику, втягивая слова, звуки, смыслы и поглощая их широко распахнутыми глазами, приоткрытым ртом, склонённой на бок головой. И всё услышанное наполняло её удивительной, чистой радостью, которой мастер не видел уже много лет. Ей будто было достаточно самого факта, что она знает о чём-то. Знание о предмете было для неё гораздо ценнее самого предмета. Ни роскошные кареты, встречаемые ими в дороге. Ни расшитые наряды встречаемых на постоялых дворах дам, ни рассказы о прекрасном оружии или драгоценных камнях — не вызывали у девушки желания иметь всё это. Достаточно было того, что «это» где-то существует, под тем же небом, что и Альрауне. Её удивительная жажда знаний касалась всего — даже самого Мастера. Непостижимым для самого себя образом он рассказал ей о путешествиях, о не очень законной работе, но её интересовала не только его жизнь. Ей было интересно, что он думает, как он чувствует — способность чувствовать вообще приводила её в неземное блаженство, самой ей не хватало слов, чтобы описать каково это — вдруг почувствовать, что ты есть. Что пол под тобой холоден, что кожа саднит под порезами, а глаза болят от ярких вспышек заклинаний. При этом любопытство Альрауне никогда не касалось её собственного будущего. Ей было всё равно, куда они направляются, зачем, и что ждёт их в конце путешествия. Для девушки существовало только сейчас — одно упоительное сейчас, которое не имеет начала и конца. Возможно, поэтому мастер никогда не видел её грустной или раздраженной. Было только две Альрауне. Альрауне слушающая, и Альрауне размышляющая над услышанным. Каждое слово мастера откладывалось где-то в её рыжеволосой голове и оставалось там, высеченное на мраморных коридорах разума. Девушка помнила всё, что он ей рассказывал, всё сказанное им чудесным образом становилось частью этого удивительного существа. И от этого казалось, что девушка сама становится его частью. Под упоенным взглядом зелёно-карих глаз, впитывающих каждый звук, Вэн всё чаще ощущал себя преступником, отнимающим еду у нищих, чтобы выбросить. Она смотрела на него как на божество, на сущность, явившуюся ей, чтобы познакомить с этим миром. Как на проводника из мира безмолвия и темноты в мир слов и образов. Глядя на него, она видела кого-то другого. И от этого просыпалось желание стать другим. Тем самым героем, которого она видела в нём. А это было слишком непохоже на мастера Вэна, вора, мага и убийцу. Он никогда не заблуждался насчёт себя самого и своего места в мире. Всё, что ему было нужно — заработать достаточно деньжат, прикупить домик на берегу моря, сидеть по вечерам в кремле-качалке, раскуривая трубку, и смотреть на белых барашков, пасущихся на синей глади. Он никогда не видел себя в роли "Открывателя миров",
Альрауне смотрела на него так, словно он уже был этим «кем-то» — добрым, умным, понимающим и знающим. И эта вера в то, что он уже такой, делала возможность стать таким очень близкой. От этого мечты о домике на берегу становились всё бледнее. Что он будет делать в этом кресле-качалке. На каком барашке ему надоест белая пена и обступающее со всех сторон одиночество? Вдруг он, всегда избегавший любых привязанностей, на самом деле лишал себя чего-то очень важного. Чего-то, о чём он даже не мог рассказать этой девушке, поскольку сам этого не знал?
Такие мысли заставляли мастера просыпаться среди ночи, нарушая одно из важнейших правил — использовать любую возможность для восстановления сил. Под их влиянием он переставал погонять лошадь или возницу, устанавливалась долгая тишина, прерываемая неспешным постукиванием копыт, пением цикад и стрёкотом крыльев мотыльков. И чем ближе оказывался Левкотеон, тем медленнее двигались путники.
Вэн не раз замечал, что жизненно важные решения приходят как удар молнии. Можно бесконечно размышлять, взвешивать и сравнивать, но настанет момент, когда решение будет выхвачено из темноты неосознаного яркой вспышкой разума. Уклониться от удара, или принять его. Оставить противнику жизнь, или отправить его к праотцам…
Всё случилось в маленькой деревне, не более чем в дне пути от Левкотеона. Предполагалось проскочить её, едва измазав копыта лошадей в местной пыли, но неожиданно Альрауне осадила коня, да так резко, что тот поднялся на дыбы прямо посреди узкой улицы, заставленной кособокими домишками. Вэн не успел даже выругаться — девушка замерла, как изваяние, уставившись куда-то в сторону.
Едва пыль чуть осела, мастер заметил малыша, ползающего по песку чуть в стороне от дороги. Ребёнок вздрагивал, по всей видимости, от икоты, и тряс расставленными руками. Судя по перемазанному, красному лицу, он рыдал так долго, что сил кричать больше не осталось.
— Почему он так делает? Он плакал?
— Да, он плакал. Поехали, — Мастер подхватил рыжую кобылку под уздцы, но та даже не двинулась с места, то ли подчиняясь безмолвному приказу хозяйки, то ли из лошадиного упрямства.
— А почему он плачет? Он хочет есть? — девушка ловко спустилась на землю, сделала пару шагов к ребёнку и остановилась, не решаясь подойти ближе. Она вообще опасалась людей, и исключение было сделано только для мастера. Стоило кому-то на постоялых дворах заговорить с ней, Альрауне тут же убегала, или так пристально смотрела на несчастного, что тот предпочитал ретироваться самостоятельно. Вот и сейчас девушка остановилась, наклонила голову, и всматривалась в ребёнка, как в неизвестное науке создание.
— Какая разница, почему он плачет, — мастер раздраженно повел плечами. Он не любил маленьких детей, как, впрочем, и больших. — Едем.
— А разве вот так проехать мимо плачущего ребёнка это, — Альрауне замешакалась, подбирая слово, — по-человечески?
"Ты вообще не человек" — едва не сорвалось с губ мастера, но в последний момент он поймал обидные слова почти на кончике языка. Вместо этого он произнёс
— По-человечески будет делать свои дела, и не лезть в чужие.
— Как я могу лезть в его дела, если я даже не знаю, почему он плачет?
Поборов нерешительность, девушка приблизилась к ребёнку, следившему за ней настороженным взглядом.
— Почему ты плачешь?
Вместо ответа ребёнок ухватился за тёмно-рыжие пряди её волос и потянул вниз.
— Зачем он тянет меня за волосы? — девушка попыталась высвободить волосы, но цепкие пальчики тут же вцепились в другую прядь.
— Наверное, они ему нравятся. Ты долго собираешься его развлекать?
— Почему он тут один? Он потерялся? Надо найти ему маму.
— У него наверняка уже есть мама. Которая и оставила его здесь.
Альрауне неловко, дрожащими руками, подхватила малыша на руки. Ему, похоже, очень нравились отблески солнца в её волосах, ребёнок забыл про недавнюю истерику и довольно улыбался, пытаясь поймать солнечных зайчиков в рыжем покрывале.
— Как ты думаешь, у меня могут быть дети?
Мастер, как раз перебросивший ногу, чтобы спуститься с седла, едва не запутался в сбруе.