Филарет – патриарх Московский. Часть 2
Шрифт:
– Сказывай, что знаешь, – вздохнул Иван Васильевич.
И Фёдор рассказал, что знал сам и то, что ему рассказали разные собеседники из этого мира. Рассказал без подробностей, просто констатируя факты: убито и казнено столько-то, испорчено девиц столько-то, жён загублено столько-то, крестьян сгинуло столько-то. Были у попаданца в памяти такие цифры, ибо спорили в будущем по этому поводу много и часто. Про поминальный список сказал. «Помнил» Фёдор и другие цифры: о том сколько в это же время уничтожили своих граждан иные правители, но приводить
Царь слушал Попаданца, хмурился, но не перебивал, а когда Фёдор замолчал, спросил, посерев лицом:
– Только худая слава после меня осталась?
Фёдор мысленно усмехнулся, но ответил серьёзно.
– Отнюдь. Много нужных дел для государства Российского ты успел начать и завершить. Но ты и сам их знаешь. Я только худое перечислил.
– Ангелы, говоришь, прислали? – скривился он.
– Да, не знаю я, кто послал, – устало скривился Фёдор. – Самому интересно, но вряд ли кто скажет.
Царь скептически разглядывал Захарьина.
– Ты, конечно, отрок необычный. Таких, как ты, я видом не видывал и про таких слыхом не слыхивал. Бывает блажат юродивые, но ту блажь ещё понять надо. А ты разумен… И даже слишком порой. Никому не говорил ты про дар свой?
Фёдор покрутил головой.
– Я бы и тебе не говорил, да за державу обидно, – буркнул он.
– За державу обидно? Почто? В чём обида твоя?
– В том, государь, что за пол века твоего правления только и останется от дел твоих одна земщина. А страна впадёт в такую смуту и разорение, что едва не распадётся на княжества и не станет добычей поляков. И только войска, собранные земским собранием, изгонят поляков из Москвы.
– Поляки в Москве?! – возмутился царь и вскрикнул: – Кто допустил?! Где были мои сыновья?!
– Иван умрёт раньше, а Фёдор через четырнадцать лет после тебя. Потом будут править иные цари. У Фёдора детей мужского пола не будет, государь.
Фёдор смотрел на лежавшего молча и разглядывающего узорчатый потолок царя, и ему вдруг стало его жалко.
– Значит, прервётся династия Рюриковичей? – спросил царь.
– Прервётся, государь.
– Но земщина и дела мои останутся?
– Останутся.
– А Россия, говоришь, отобьётся от поляков и будет жить?
– Отобьётся, государь. Выпрут их из Кремля и погонят с земли Русской ссаными тряпками. И будет жить Русь и будет самой сильной и большой в мире, ибо присоединит те земли на востоке, про которые я говорил тебе. Ещё и Польшу с Ливонией завоюет. И в морях-океанах воевать будет.
– А Крым?
– Крым – наш!
– Ну, тогда и слава Богу, – вздохнул-выдохнул Иван Васильевич. – Не даром значит прожил жизнь.
– Не даром, государь. Ох не даром! Даже если ты повторишь все свои худые дела, то это только твой ответ перед Богом. Я за то, чтобы повторить историю.
– Историю? Чудное слово. Что оно значит?
– Не знаю, государь. Вроде как правдивые сказки про жизнь, записанные в книгах.
– Понятно. И кто… Э-э-э… Что за царь, выгонит поляков? Кто царём будет?
– Царя тогда не было. Не будет. Смутное время, я же говорю. От сегодняшнего дня пройдёт пол века, когда это случится. А смутное время настанет после смерти сына твоего Фёдора, и продлится оно аж двадцать лет.
Иван Грозный покачал головой.
– Долго… Мир без царя двадцать лет. Беда. И что, никто на царский трон из бояр или князей не влез?
Царь хмыкнул.
– Не поверю.
– Да много кто пытался на трон залезть. Были и ложные царевичи твои. Лжедмитриев только пятеро человек было, да его ложных родственников около двадцати. Лезли к трону, как тараканы.
Фёдор пытался обойти историю про захват трона Годуновым и Шуйским.
– А князья-то, князья? Шуйские? Фёдор же царём будет, а кто у него царица?
– Годунова Ирина, – вздохнул и сказал Попаданец.
Царь нахмурился.
– Это из рода того Годунова, что у Василия, брата моего, служит при дворе?
– Племянница его, – подтвердил Фёдор. – А царём Брат её станет.
– С чего вдруг? Он же безродный?
– Ну… Ирина же царица осталась, но от престола отказалась и спряталась в монастыре. Он тоже к ней «присоседился», а потом его Земской Собор избрал.
– Земской Собор избрал?
– По предложению патриарха.
Иван Васильевич напрягся.
– Какого патриарха? Константинопольского? Он в Москву приехал?
– Московского и всея Руси Патриарха.
– Свят-свят-свят, – осенил себя крестным знамением государь. – Откуда свой патриарх-то на Москве?
– Твой сын Фёдор и Ирина смогли уговорить Константинополь признать православную церковь и учредить патриаршество в России.
– Господи – Вседержитель, спасибо тебе! – с пиететом произнёс Царь Иван и снова несколько раз перекрестился. – За это всё прощу, царю безродному. Бог им судья. Спасибо тебе, Федюня, за вести добрые! Вот порадовал, так порадовал. Теперь и помирать можно!
Фёдор аж опешил от такого эффекта.
– Э-э… Ты чего, Иван Васильевич. До этого ещё дожить надо и постараться, чтобы так и произошло. Я же тебе и говорю, что удержать надо настоящее, чтобы оно стало будущим.
– Держи, Федюня! Держи это настоящее! И меня держи. Чтобы, понимаешь, сказку сделать былью, понимаешь! – сказал царь почти словами известного в будущем киногероя.
И Фёдор сильно удивился такому совпадению. Ему даже показалось, что он участвует в художественном фильме: то ли «кавказская пленница», то ли «Иван Васильевич меняет профессию». Попаданец даже головой потряс, чтобы снять накативший на него морок.
– Я, государь, сначала боялся подходить к тебе по поводу болезни царицы. Грешным делом думал: «умрёт, так умрёт». Опасался, что и остальное будущее изменится. Жалко Ивана, что не станет царём, но… А вдруг, если станет, то не договорится с Константинополем. Понимаешь?