Философские трактаты
Шрифт:
2. Несчастье произошло в февральские ноны, в консульство Регула и Вергиния [449] ; правда, Кампания никогда не была свободна от угрозы подобных бедствий, но они столько раз случались, не принося никакого вреда, что страх перед ними прошел; а тут всю ее потряс сокрушительный удар. Ибо и в Геркулануме обрушилась часть города, а уцелевшие здания внушают опасения; пострадала и Нуцерийская колония [450] , хотя там и не было больших жертв. Неаполя лишь слегка коснулось чудовищное бедствие: обвалилось много частных домов, общественные здания все уцелели, разрушены некоторые виллы, но большинство, покачнувшись, устояло.
449
Т.
450
Совр. Ночера.
3. Рассказывают еще такие подробности: целиком погибло стадо из шестисот овец; статуи раскалывались пополам; когда все кончилось, встречали людей, тронувшихся умом и бродивших не в себе, куда глаза глядят. Здесь уместно будет разобрать причины этого явления: этого требует не только тема нашего изложения, но и злободневность происшествия.
4. Нужно найти средство утешить потрясенных людей и избавить их от непомерного страха. Если сам мир покачнулся, если уходит из-под ног все, что было в нем прочного, то где искать опоры? Если единственное на свете неподвижное, твердое и надежное, то, на чем держится все остальное [451] , дрожит и опрокидывается; если сама земля утратила свое главное свойство — устойчивость, то куда деваться нам с нашими страхами? Где найти приют для наших тел, куда скрыться в смятении, если ужас поднимается снизу, надвигается из глубины всякого убежища?
451
Земля — неподвижный центр мироздания, согласно стоической космологии (так же учили Платон, Аристотель, их последователи, Птолемей и большинство древних греков и римлян; не разделяли этого воззрения только атомисты — Демокрит, Эпикур — и некоторые пифагорейцы).
5. Кто не потеряет голову, когда затрещит кровля, готовясь рухнуть? Все бросаются стремглав на улицу, покидая свои пенаты. Где искать укрытия, откуда ждать помощи, когда все вокруг рушится, когда сама земля, наша опора и хранительница, на которой стоят наши города и которую иной раз называли основой мира, шатается и оседает?
6. Что может — не скажу, помочь, но хотя бы утешить тебя, если тебе, перепуганному, некуда даже бежать? Ничего, повторяю, нет вокруг достаточно безопасного, ничего прочного, что могло бы укрыть тебя и других. От неприятеля я укроюсь за стенами, и неприступная крепость на отвесной скале защитит меня хотя бы на время от самого большого войска; от бури нас спрячет гавань; дом защитит нас в ненастье от нескончаемых проливных дождей; пожар не погонится за убегающими от него; от грозы и ударов грома нас спасет подвал или глубокая пещера, ибо небесный огонь не пробивает землю: даже самый тонкий слой отражает его вспять; во время чумы можно уехать в другое место; словом, от всякой беды есть спасение.
7. Молния не выжигает целые народы; моровое поветрие опустошает города, но не стирает их с лица земли.
А это бедствие распространяется шире всех; неизбежное, алчное, оно поражает сразу весь народ. Ибо истребляются не только отдельные дома, семьи, города — бывает, что целые племена и страны уходят под землю, скрываясь под развалинами или проваливаясь в разверзшуюся пропасть; и, словно злое несчастье желает стереть всякое напоминание о том, чего больше нет, но что когда-то все же было, — над славнейшими когда-то городами, без следа былой жизни, расстилается земля.
8. Многие боятся этого рода смерти больше, чем любой другой, ибо низвергаются в пропасть вместе со своими жилищами и еще живые выбывают из числа живых; как будто не один конец у всякой судьбы! В этом, между прочим, тоже проявляется великая справедливость природы: когда дело подходит к кончине, все мы равны.
9. Какая мне разница, один ли камень ушибет меня насмерть или раздавит целая гора? Буду ли я погребен под развалинами одного дома, в горстке обломков и пыли, или целый земной шар рухнет на мою голову? Испущу ли я свой дух на воле и при свете дня, или в колоссальной расселине оползающей земли? Один ли я унесусь в глубины земных недр или в сопровождении многочисленных народов, вместе со мной проваливающихся под землю? Не все ли мне равно,
10. А потому давайте наберемся мужества перед лицом этого страшного бедствия, которого нельзя ни избежать, ни предвидеть; давайте перестанем слушать тех, кто отрекся от Кампании, кто эмигрировал после катастрофы и заявляет, что ноги его не будет никогда в этих местах. В самом деле, кто поручится им за то, что в другом месте земля держится крепче?
11. Она всюду подвластна тому же року, и если где еще не колебалась, не следует думать, будто там она непоколебима. Может быть, то самое место, на котором вы сегодня чувствуете себя в такой безопасности, разверзнется нынче ночью, а то и до захода солнца. Откуда ты знаешь, может быть, те края, где судьба, свирепствуя, истощила свои силы, впредь окажутся устойчивее других, опираясь на собственные развалины?
12. Считать какое бы то ни было место на земле безопасным и свободным от этой угрозы было бы заблуждением. Все подчинены одному закону; нет такого, которое природа замыслила бы создать неподвижным; время от времени то одно, то другое рушится; подобно тому, как в больших городах ветшает то один, то другой дом, так и на этой земле приходит в негодность то один, то другой участок.
13. Некогда Тир превратился в бесславные руины; Азия потеряла одновременно двенадцать городов; годом раньше такой же удар, какой ныне обрушился на Кампанию, поразил Ахайю и Македонию [452] . Рок кружит по земле, вновь посещая те места, где давно не был. Некоторые он тревожит чаще, некоторые — реже, но ни одного не оставляет невредимым и безопасным навсегда.
452
Сильнейшее землетрясение в Ахайе и Македонии случилось в 60 г. Благодаря этому землетрясению освободился из тюрьмы апостол Павел. См.: Деян., 16:24—26: «…Ввергнул их во внутреннюю темницу и ноги их забил в колоду. Около полуночи Павел и Сила, молясь, воспевали бога; узники же слушали их. Вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы; тотчас отворились все двери, и у всех узы ослабели».
14. Что люди — мы существа бренные и рождаемся на краткий миг; города, побережья и материки, даже само море — и то в безропотном рабстве у рока. А мы уверяем себя, что удача и счастье, самые легковесные и летучие вещи из всех, какие есть у человека, пребудут постоянно; мы убеждены, что есть люди, у которых счастье прочно и неизменно.
15. Как может прийти в голову тем, кто уверен в вечности своего благополучия, что сама земля, на которой мы стоим, неустойчива? Но ведь это порок не Кампании только или Ахайи, а всей земной поверхности: она плохо скреплена и разваливается от самых разных причин; в целом-то она сохраняется прежней, а по частям разрушается.
Глава II
1. Однако, что же это я? Обещал избавить от страха перед редко возникающей опасностью, а теперь сам же заявляю, что она грозит всегда и везде. Да, вечный покой недоступен тому, что способно разрушаться или разрушать. Но именно в этом я и вижу величайшее утешение, ведь неизбежного боятся только дураки: у людей мудрых страх изгоняется рассуждением, а невежественные обретают спокойную твердость в отчаянии.
2. Так что слова, сказанные о жителях внезапно захваченной Трои, застывших от ужаса среди пожаров и вражеских мечей, ты можешь обратить ко всему человеческому роду:
Спасенье одно побежденным — оставить надежду спасенья [453] .3. Если вы хотите ничего не бояться, сообразите, что бояться надо всего. Оглянитесь вокруг, какие пустяки выводят нас из строя: и пища, и вода, и бодрствование, и сон — все нарушает наше здоровье, стоит лишь преступить меру. Оглядитесь и сразу поймете, что мы — ничтожные, бессильные частицы, рассыпающиеся в прах от малейшего толчка.
453
Вергилий. Энеида, 2, 354.