Финансист. Титан. Стоик
Шрифт:
Развязка наступила в тот день, когда Фрэнк был арестован по обвинению в присвоении общественных средств. Старик был предупрежден сыном, которого в свою очередь предупредил Стеджер, что этого не миновать, и, как всегда, отправился в банк, хотя ему и казалось, что тяжкое бремя пригибает его к земле. Прежде чем выйти из дому после бессонной ночи, он написал на имя председателя правления Фруэна Кессона прошение об отставке, дабы немедленно вручить ему эту бумагу. Мистер Кессон, коренастый, хорошо сложенный и весьма привлекательный с виду мужчина лет пятидесяти, в душе облегченно вздохнул при виде прошения.
– Я понимаю, как вам тяжело, мистер Каупервуд, – сочувственно сказал он. – Мы – я вправе сказать это от имени всех членов правления – переживаем вместе с вами ваше горе. Нам вполне понятно, каким образом ваш сын оказался причастным к этой истории. Он не единственный банковский деятель, замешанный в делах городского управления. Далеко не единственный! Это старая система. Мы высоко ценим вашу верную тридцатипятилетнюю службу. Если бы у нас была хоть малейшая возможность помочь вам в преодолении этих временных трудностей, мы были бы только счастливы, но вы сами банковский деятель и понимаете, что сейчас такой возможности нет. Во всех делах сумятица невообразимая. Если бы буря улеглась, если бы хоть знать, когда она уляжется…
Он замолчал, ибо не мог заставить себя сказать, что ему и правлению банка чрезвычайно прискорбно расставаться с мистером Каупервудом при таких обстоятельствах. Пусть уж лучше говорит сам мистер Каупервуд.
Во время его речи старый Каупервуд делал над собой огромные усилия, чтобы вообще произнести хоть слово. Он достал большой полотняный платок и высморкался, затем выпрямился в кресле и довольно спокойно положил руки на стол. Но нервы его были напряжены до крайности.
– Я не вынесу этого! – вдруг вырвалось у старика. – Сделайте милость, оставьте меня сейчас одного!
Кессон, щеголеватый, холеный джентльмен, поднялся и вышел из комнаты. Он очень хорошо понимал, в каком напряженном состоянии должен находиться человек, с которым он только что разговаривал. Дверь едва успела закрыться за ним, как старый Каупервуд уронил голову на руки, и тело его затряслось от судорожных рыданий.
«Никогда, никогда я не думал, что доживу до этого! – бормотал он про себя. – Никогда не думал!»
Потом он вытер горячие, соленые слезы, подошел к окну и, глядя на улицу, стал думать о том, чем ему теперь заняться.
Глава XXXV
Время шло, а Батлер все больше терялся в догадках и все чаще задумывался над тем, как поступить с дочерью. Ее скрытность и явное стремление всячески избегать разговоров с ним убеждали его в том, что она продолжает встречаться с Каупервудом, а это рано или поздно должно кончиться публичным скандалом. Он хотел даже пойти к миссис Каупервуд и заставить ее воздействовать на мужа, но потом передумал. Во-первых, у него все же не было полной уверенности, что Эйлин встречается с Каупервудом, а во-вторых, миссис Каупервуд могла и не знать об измене мужа. Потом он вознамерился пойти к самому Каупервуду и пригрозить ему, но это была бы уже крайняя мера, и опять-таки он не имел никаких доказательств. Обращаться в сыскное бюро он не решался, как не решался и довериться кому-нибудь из членов своей семьи. Однажды он сам отправился побродить вокруг дома номер 931 по Десятой улице, но без толку. Дом сдавался внаем: Каупервуд уже успел от него отказаться.
Наконец Батлер решился отправить Эйлин погостить куда-нибудь подальше – в Бостон или в Новый Орлеан, где жила ее тетушка со стороны матери. Но действовать следовало очень тонко, а Батлер был не мастер на такие дела; тем не менее он начал подготовку. Написал письмо к свояченице в Новый Орлеан, спрашивая, не может ли она, конечно, не выдавая его, попросить сестру на время отпустить к ней дочь и одновременно послать приглашение самой Эйлин. Но потом порвал это письмо. Через несколько дней Батлер случайно узнал, что миссис Молленхауэр и ее три дочери – Каролина, Фелиция и Альта – собираются в первых числах декабря в Европу, намереваясь побывать в Париже, на Ривьере и в Риме, и решил поговорить с Молленхауэром, пусть он убедит жену пригласить с собой Нору и Эйлин или в крайнем случае одну Эйлин; мотивировать это можно тем, что миссис Батлер не хочет оставлять его одного, а девушкам надо повидать свет. Это был бы прекрасный способ на некоторое время удалить Эйлин. Они собирались провести в Европе не менее полугода. Молленхауэр охотно исполнил его просьбу: обе семьи были очень дружны. Миссис Молленхауэр не менее охотно согласилась – из соображений светского характера, – и приглашение состоялось. Нора была в восторге. Она жаждала хоть недолго пожить в Европе и давно мечтала о подобной возможности. Эйлин была польщена вниманием миссис Молленхауэр. Случись это на несколько лет раньше, она не замедлила бы согласиться. Но сейчас она восприняла приглашение лишь как новую помеху, как еще одно, пусть второстепенное, препятствие к ее встречам с Каупервудом. Не успела ничего не подозревавшая миссис Батлер заговорить о приглашении, полученном от навестившей ее миссис Молленхауэр, как Эйлин холодно отвергла его.
– Она очень хочет, чтобы вы поехали с ними, если отец ничего не будет иметь против, – настаивала мать. – И я уверена, что вы прекрасно проведете время. Они поживут в Париже, а потом отправятся на Ривьеру.
– Ах как чудесно! – воскликнула Нора. – Мне всегда так хотелось побывать в Париже! А тебе, Эйлин? Вот было бы замечательно.
– Мне что-то не хочется ехать, – отозвалась Эйлин. Она решила с самого начала не проявлять никакого интереса к этой затее, чтобы не обнадеживать отца. – Кроме того, у меня нет зимних туалетов. Я лучше подожду и поеду в другой раз.
– Что с тобой, Эйлин, опомнись! – возмутилась Нора. – Ты десятки раз говорила, что хочешь побывать за границей зимою. А теперь, когда представляется такой случай… Наряды можно сшить и там.
– Да уж за границей, наверно, найдется что-нибудь подходящее, – поддержала ее миссис Батлер. – Кроме того, у тебя еще две или три недели до отъезда.
– А они не хотят, чтобы с ними поехал кто-нибудь из мужчин, мама, в роли сопровождающего или советчика, что ли? – спросил Кэлем.
– Я тоже не прочь предложить свои услуги, – сдержанно заметил Оуэн.
– Право слово, не знаю. – Миссис Батлер усмехнулась, прожевывая кусок. – Придется вам, сынки, спросить у них!
Эйлин стояла на своем. Ей не хочется ехать. Это слишком неожиданно. То не так, и это не так. Тут как раз вошел старый Батлер и уселся на обычное место во главе стола. Прекрасно зная, о чем идет речь, он старательно делал вид, будто это его не касается.
– Ты ведь не будешь возражать, Эдвард? – спросила его жена, в общих чертах изложив ему суть дела.
– Возражать? – с прекрасно разыгранной грубоватой шутливостью отозвался Батлер. – Что я себе, враг, что ли? Да я счастлив буду на время избавиться от всей вашей компании!
– Вот это да! – воскликнула миссис Батлер. – Воображаю, как бы ты жил здесь один!
– А я не был бы один, уж поверь, – сказал Батлер. – В нашем городе найдется немало домов, где мне будут рады, так что я и без вас обойдусь.
– В нашем городе найдется немало домов, куда бы тебя и на порог не пустили, если б не я. Это уж как пить дать! – благодушно срезала его миссис Батлер.
– Что ж, тут тоже спорить не приходится, – согласился Батлер, с нежностью взглянув на нее.
Эйлин была непреклонна. Все доводы Норы и матери оказывались тщетными. Но Батлер, раздосадованный крушением своего плана, еще не сложил оружия. Убедившись, что Эйлин все равно не уговоришь принять приглашение миссис Молленхауэр, он еще немного подумал и решил прибегнуть к услугам сыщика.