Финикс
Шрифт:
Я снова загудел, подражая пароходу, и ветер подхватил и унес этот звук.
Глава 28
Я с трудом мог сосредоточиться — голова кружилась, я чувствовал слабость. Даже поднять голову требовало усилий. Приходилось дожидаться, когда одна волна схлынет, готовиться, ждать, когда начнет нарастать другая, потом — легкое движение руками и ногами, и в тот момент, когда волна начнет спадать, — поднять голову и вдохнуть воздух.
Волны и ветер увлекали меня в сторону дока.
— Черт его знает, что это означает!
Я собрался было плыть дальше — к следующей пристани, но был не в состоянии это сделать. Руки больше не слушались. Я мог только держаться на поверхности, расслабившись, опустив лицо в воду и время от времени, когда волна подбрасывала меня, — поднимать голову, чтобы сделать вдох. Я мог так качаться еще довольно долго, но плыть уже не мог. Ухватившись рукой за ступеньку лестницы, я подтянулся — одна ступенька, вторая, еще одна…
И вдруг прямо в лицо ударил луч фонарика.
— Я держу тебя на мушке, — сказал голос. — Без шуток!
Я открыл было рот, но вместо того, чтобы заговорить, просто сплюнул морскую воду.
— Ты что, в самоволке? — спросил он скрипучим голосом.
Фонарик был совсем рядом с моим лицом, и я мог разглядеть маленькую лампочку, светящуюся спираль и серебристый отражатель.
— Ты говоришь по-английски? На этой неделе сюда заходило несколько иностранных судов. — Фонарь качнулся, он отступил на шаг назад. — Постой, я понял, ты ирландец — не так ли? У меня двоюродный брат в Ирландии.
Еще один шаг, и я с изумлением обнаружил, что стою на твердой земле. Голова моя, казалось, все еще качается на волнах.
— Вот так, не двигайся. Руки за голову! — сказал он.
Я сел.
— Эй, подожди минуту, — сказал он с тревогой в голосе. — Я же сказал — никаких шуток. Я целюсь тебе прямо в голову, ты понял? Встань!
— Я не могу, — сказал я, закрывая глаза.
Когда я снова их открыл, фонарь лежал на настиле и был направлен на меня, освещая навес над пирсом. Мой собеседник сидел рядом, прислонившись к стойке, его силуэт четко выделялся на темном фоне.
— Так вот, я вызвал «скорую» из больницы Сан-Винсент. Пусть они разбираются, ведь им за это деньги платят, так ведь? Я никогда не имел дела с наркоманами — у них своя жизнь, у меня своя. Но вскоре начинаешь думать, что кругом одни наркоманы. Пусть я порой мошенничал с пробегом, как какой-нибудь извозчик, но я никогда не ввязывался в драку — ты понимаешь, о чем я говорю?
— Что происходит? — спросил я.
— «Что происходит?» — передразнил он меня. — Мы сидим на задницах и ждем Сантуччи, который должен сменить меня.
— Просто сидим и ждем?
— Да, просто сидим.
— А когда придет Сантуччи?
— Около четырех, может быть, опоздает минут на десять. Он тебя посторожит, а я вызову копов.
— Копов?
— Ты что, не знаешь, что так называют полицейских? Да откуда ты взялся?
— Давай вызовем их прямо сейчас.
— Нет уж, Хосе! — сказал он. — Меня не проведешь, я стреляный воробей. Мы пойдем в контору, а ты набросишься на меня или придумаешь что-нибудь в этом роде. Я вовсе не хочу неприятностей. Не так часто выпадает ночная работа.
— Так что, военный флот нанимает гражданских нести вахту?
— Это не флот. Причал принадлежит флоту, а они сдают его в аренду частной компании. Здесь хотят построить комплекс — парк, ресторан, конторы. Полагаю, что ждут оформления лицензии. А может, дополнительных субсидий от банков. Вот я здесь и сторожу по ночам, чтобы никто не устроил пожара.
— Как же ты можешь быть ночным сторожем и сторожить одновременно меня?
— Но погляди сам — ведь именно это я и делаю, — сказал он.
— А откуда ты знаешь, что я один? Остальные мои ребята сейчас плывут по другую сторону пристани — вон они взбираются по лестнице, они уже у тебя за спиной.
— Ну да, и у них зеленая чешуйчатая кожа и выпученные глаза, так, что ли? Как тебя зовут?
— Форрест Эверс.
— Ну, без дураков! Форрест?
— А тебя как звать?
— Торчеллино. Томми Торчеллино.
— Но ведь ты говорил, что у тебя есть двоюродный брат в Ирландии?
— Это двоюродный брат моей жены — ее зовут Маргарет Мэри О’Бойлан Торчеллино. Я женат, мне пятьдесят два.
— Есть дети, Томми?
— У меня семнадцать внуков, — сказал он. Я почувствовал в темноте, что он улыбается.
— Томми, я хочу добраться до кармана своей рубашки, вынуть оттуда бумажник и достать стодолларовую бумажку.
— Ты что, думаешь, что я буду рисковать своей работой за сто долларов?
Я вынул бумажник и показал ему сто долларов.
— Я хочу, чтобы ты мне позволил позвонить в полицию. Я не прошу тебя рисковать работой — просто дай мне позвонить.
— Сто долларов? Но у тебя в бумажнике гораздо больше!
— Сто долларов за телефонный звонок. А потом еще сто.
Он сразу поднял трубку, но не сказал «хэлло».
— Я смотрю телевизор. Зачем вы меня беспокоите?
— Кларенс Хармон?
— Вы можете говорить побыстрее? Через минуту начнется фильм. — Я слышал в трубке музыкальное сопровождение рекламы.
— Говорит Форрест Эверс.
— Я помню вас.
— Вы говорили, что ищете связь между смертью Барнса и Бобби Робертсом. — Последовала пауза. Возможно, звонки в полицию записываются на пленку, и он не заинтересован узнать важную информацию по телефону. Или, может быть, на экране в это время Мадонна открывает банку пива. — Кому я должен рассказать о партии в сто тонн наркотиков в доке Военно-Морского флота? — спросил я.