Физик Славик
Шрифт:
Лужкин смешался и поспешно ретировался…
Позднее он сделал неумелую попытку расположить к себе нашу компанию. Смолу, например, назначил кем-то вроде нештатного ассистента при демонстрации всяких опытов, а после урока он приборы в лаборантскую относил. Путивлеву, в виде эксперимента, раз доверил вместо себя занятие провести, и Валентин в грязь лицом не ударил! Данченко Славик подарил оригинальную радиосхему сверхмощного усилителя. А к Бельчонку дважды подступался его лимонное дерево посмотреть, и Сева вынужден был вести физика домой, где Лужкин первым делом был нещадно ободран почуявшим заклятого врага боевым котом.
Меж собой мы, конечно, потешались над жалкими психологическими
— М-да-а-а… Не хотел бы я когда-либо в жизни вдруг оказаться в его шкуре. Из усов уж не выкроишь бороды…
— Зато оценки он нам понакроил душевно! — зло бросил тогда Сережка.
Данченко был прав: осознав свои бесплодные попытки втереться к нам в доверие, Лужкин вывел Путивлеву за полугодие явно заниженную «четверку», а вся наша остальная компания вынужденно довольствовалась «удочками». Ну, Смола, положим, на большее и действительно не знал. Но другие!
Мать Севы, который за девять лет не имел и единой тройки, отправилась в школу. Ходила туда же выяснять отношения и моя мать, а отец Валентина в телефонном режиме разругался со Шпажником, пообещав натравить на него и Славика комиссию из облоно. Бесполезно: Лужкин так и продолжал вести у нас занятия и нести на них околесицу.
«Почему оно так получается? — терялись в недоумении мы. — Неужели все учителя настолько глупы и тупы, что не видят, не понимают очевидного?»
И — не находили ответа… До поры, до времени…
Но вот, уже в середине марта, Путивлев, в очередную субботу, сыграл вечерний «общий сбор» у себя.
— Тема весьма интересная обозначилась, — не вдаваясь в подробности, пояснил он.
…Когда мы, рассевшись на диване и стульях, остограммились наливочкой — на сей раз, вишневой, — Валентин вытащил из серванта тетрадку.
— Заезжал к нам на пару дней отцов двоюродный брат, — начал он издалека. — Вообще-то он в Новосибирске живет, а работает там в Академгородке, психологом. На какой-то симпозиум в Москву летал, вот и завернул по случаю — лет шесть у нас не был. А суть такая, что он как спец много чего про нашу ситуацию с Физиком Славиком прояснил. То есть, в плане теоретическом — на практике эта свинотина из нас еще много крови повыпьет. Но вот почему все оно так, а не иначе сложилось… Я вот тут, для понятливости, даже кое-что записал… — и раскрыл тетрадку.
Рассказанное и прочитанное тем вечером сводилось к следующему.
Российское общество изначально выросло на антагонизме меж властью и отдельными гражданами. А проявляться он начинает, как только ребенок впервые попадает в коллектив, где уже осознает себя отдельной личностью. В реалии это — детский сад, со свойственным ему принципом действия системы местной автократии: тетя воспитательница всегда и во всем права.
Яркий пример на эту тему: в бытность свою много шума наделал телесюжет о ЧП в одном из столичных садиков. Там воспитательница — уже с немалым опытом работы — так ударила пятилетнюю малышку, что, не поспеши родители девочки вовремя в клинику, в дальнейшем у ребенка были бы весьма серьезные проблемы с шейными позвонками.
Не без оснований родители обратились с претензиями сразу в районо и, параллельно, в милицию. Началось двустороннее разбирательство. На первом этапе его сама воспитательница, ее коллеги, завдетсадом и чиновники из районо громко и дружно возмущались: «Девочка нагло лжет!» Но когда сотрудники милиции провели опрос других детей этой группы, выяснилось: «идеальная тетя» кулаками работает направо и налево, давно и постоянно. И тогда коллектив детсада разом «сменил пластинку», всемерно умаляя суть ЧП: — Ну, имел место такой единичный факт, но в целом он нашему здоровому воспитательному учреждению совсем не свойственен, да и она вовсе не хотела ударить так сильно, случайно все вышло, это ее дети довели, вы знаете, какие они бывают, а нервы не железные, и вообще — женщина уже перед родителями извинилась, девочка уже вполне здорова, так что давайте считать конфликт исчерпанным!
И — удивление, возмущение, ярый протест, когда по вскрытым фактам было возбуждено уголовное дело. Немедленное требование: передать рукоприкладчицу на поруки коллективу. А до того, чем в будущем может обернуться для пострадавшей нанесенная ей травма, никому просто не было дела.
— Так, и что дальше? — спросил тогда выслушавший эту историю, вместе со всеми, Асмолов.
— Сейчас поймешь, — пообещал Путивлев.
И пояснил: мол, этот случай очень точно иллюстрирует жесткость нашей системы воспитания, которая вовсе не заинтересована в установлении истины, но рьяно заботится о своей «закрытости», ради самосохранения. Такая система обречена защищать «честь мундира» путем защиты — любыми средствами — всех входящих в нее членов. Дети, в данном случае, из нее просто выпадают: составу дошкольной группы зав. детсадом, воспитательницы, нянечки, повара и т. д., просто противопоставлены. Хотя, как ни парадоксально, именно дети — через налоги, собираемые с родителей и оплату за место в садике, через дотации и иное прочее — обеспечивают «взрослым детсадовцам» рабочие места и зарплату.
На этом месте Смола опять перебил Мужика: дескать, и дальше непонятка. Но тут Валентин, наконец, завершил длинный въезд в тему и добрался до главного:
— Чуваки, да вы что, в натуре, не врубаетесь? Детсадовская история как две капли воды похожа на нашу, с физиком! Только та — завершена, а наша — в развитии. Ведь Шпажнику, Раскладному, учителям и самому этому пьянице-недоучке, по большому счету, наплевать, поступим ли мы в институты, какую нишу дальше в жизни займем, чего достигнем — это ж ведь не их проблемы, а наши!
— И как же их решить? — озвучил общий вопрос Данченко.
— Если в общем — никак, — огорошил нас Путивлев. — На уровне самой Системы. Никогда ни детсадовскую группу, ни класс, ни студентов, ни взвод солдат, в схожей ситуации, официально не признают правыми. А вот в частном конкретном случае выход есть. Если ляп воспитательницы, учителя, профессора, генерала приобретет слишком широкую известность, станет достоянием гласности, тогда неизбежно последует «показательный процесс».
— То есть? — уточнил за всех Бельчонок.
— Да элементарно же, — усмехнулся «лектор». — Система с громом и молниями вышвырнет из своих рядов публично дискредитировавшего ее, и он получит хар-рошего пинка под зад и «волчий билет», исключающий возможность возвращения к прежним координатам. Нет, суть самой Системы от того нисколько не изменится. Она…
— Стоп… — прервал себя Валентин. — Давайте-ка я лучше дословно зачту, как дядька сказал… Ага, вот: «Она будет продолжать демонстрировать неуязвимость своего существования „за чужой счет“ и производить общественно опасный суррогат: так называемое „коллективное бессознательное“ — стереотип поведения, мотивы которого меньше всего продиктованы мыслью, в лучшем случае — инстинктом. Человека, уже испытавшего на себе воздействие этого „продукта“ системы воспитания, узнать нетрудно: спросите у него, почему он поступает именно так, а не иначе, — ответит стандартной фразой, мол, потому, что так делают все»…