Физрук-8: назад в СССР
Шрифт:
Степанов смотрел на меня, как взирали васюкинцы на Остапа Бендера, рассказывающего им о первом в истории мироздания междупланетном шахматном турнире. И когда мое красноречие иссякло, он осторожно осведомился:
— Вы излагаете собственную точку зрения или это… мнение компетентных органов?
— А разве я не являюсь их представителем?
— Конечно-конечно… — спохватился он. — Мы соберем совещание, обсудим с главным архитектором, директорами заводов… Наверное, и вы могли бы выступить на нем с вашей инициативой…
— А зачем, Максим Петрович? Пусть это будет ваша идея, а мы ее
— Да-да…
— И не тяните с этим. Прежде, чем обсудить ваши инициативу, необходим конкретный материал, с макетами, эскизами, предварительными выкладками. Кто вам все это подготовит? Прежний главный архитектор вряд ли справится с такой работой. А вот товарищ Рунге все это сделает в лучшем виде!
— Вы совершенно правы, товарищ Данилов!
— Вот и отлично! Тогда я поехал вносить свою малую лепту в будущее процветание Литейска, ну а вы продолжайте вносить свой огромный вклад.
Я поднялся, пожал ошеломленному моим напором хозяину кабинета руку, поблагодарил за гостеприимство и вышел в приемную. Там Алевтина Парамоновна вручила мне здоровенную папку с документацией. Захотелось сказать и ей что-нибудь воодушевляющее.
— Алечка, — сказал я, понизив голос до шепота. — Немолодые женатые мужчины не любят, когда молодые красивые женщины заставляют их во время любовных утех надевать резиновое изделие номер два. Это негативно сказывается на твердости их мужских намерений и следовательно, доставляет им меньше удовольствия от общения с поколением юных строительниц коммунизма. Подумайте об этом на досуге, Алечка! Глядишь и щедрость вашего непосредственного руководства превысит нынешние границы.
Секретарь товарища Степанова, которую юной можно было назвать с некоторой натяжкой, смотрела на меня со смесью презрения и уважения одновременно. Из чего можно было сделать вывод, что я попал в самую точку. Послав ей воздушный поцелуй, я покинул средоточие городской исполнительной власти и спустился с крыльца. Через пять минут уже подъезжал к зданию архитектурного надзора. Гретхен как раз вышла на встречу. Судя по ее лицу, жена Карла была одновременно встревожена и взволнована.
— Так это вы, Саша? — спросила она, едва поздоровавшись.
— В каком смысле?
— Позвонили из горисполкома, сказали, что мне дается срочное задание. И что за мною сейчас заедет товарищ Данилов.
— А, ну в этом смысле — я. Садитесь, поедем смотреть площадку под строительство.
— Неужто выделили участок? — удивилась она. — Так быстро!
— Ну так! Сам первый секретарь обкома, товарищ Обломкин распорядился.
— Чудеса какие-то.
— Вы теперь будете проектировать объект на вполне официальных основаниях, — произнося это, я отворил перед ней пассажирскую дверцу, но не успела Рунге усесться, как из здания архитектурного надзора выскочила взмыленная девица и закричала:
— Эмма Францевна, вас срочно к главному!
— Извините, Саша! — смутилась супруга Карла. — Надеюсь, это не надолго.
— Ничего, я подожду.
Рунге убежала, а я от нечего делать принялся разглядывать здание учреждения, в котором она работала. По всему видно, это был старый особняк. Узорчатые металлические колонны поддерживают на входом широкий балкон, огражденный чугунными перилами, осыпающийся резной карниз, тусклые стекла высоких стрельчатых окон. Да, если в таком состоянии находится местное архитектурное ведомство, чего же ждать от других городских строений? Эмма Францевна вернулась через полчаса. Еще более взволнованная и растерянная.
— Еще раз извините, Саша! — пробормотала она, садясь рядом со мною.
— Что случилось? — спросил я, заводя движок.
— Странный сегодня день какой-то, — откликнулась Рунге спустя минут пять, после того, как я задал ей вопрос. — А ведь ничего не предвещало… С утра наш главный даже успел устроить мне разнос, а сейчас…
— А что произошло сейчас?
— Сначала сказали, что я должна поехать на объект с неким Даниловым, а это оказались вы, Саша… А потом… Главный вызвал меня к себе, красный, как вареный рак, пробурчал, что его внезапно вызвали в горисполком для отчета и велели начать передачу дел мне… Не знаю, может быть пока исполняющим обязанности, но меня назначают на его место.
— Ну так и радуйтесь! Станете главным архитектором города, развернетесь!
— Да уж, при нынешнем председателе исполкома развернешься…
— А вот увидите! Чувствую, что он задумал что-то грандиозное!
Слова эти я произнес с иронией, но Гретхен уставилась на меня с благоговейным ужасом.
— Я догадалась, — сказала она. — Это же ваша работа, да?!
Глава 17
— Я всего лишь упомянул в разговоре с Максимом Петровичем ваше имя, а он, как мудрый государственный муж, тут же сделал правильные выводы.
— И все равно — это ваша заслуга, Саша, — упрямо проговорила Эмма Францевна. — Я не знаю, как вас благодарить.
— Знаете, — ответил я. — Хорошим проектом.
— Да, мне не терпится взглянуть на участок.
— Скоро увидим. А вы пока можете взглянуть на документацию. Вон там, на заднем сиденье, папка.
Она перегнулась через спинку переднего пассажирского сиденья, взяла тяжеленную папку. Развязала тесемки. Открыла.
— О, знакомый объект… Долгострой, начатый еще при прежнем председателе горисполкома… В общем в целом я представляю, но лучше посмотреть своими глазами. Главное, что успели проложить водопровод и построить канализационный коллектор с очистными сооружениями, без прямого сброса в реку, как это у нас порой любят делать…
Мы выехали за город и помчались по шоссе, по направлению к развилке, ведущей к пансионату «Загородный», только дальше, к тому месту, где Проныра одним из своих рукавов впадала в озеро. Этот рукав, без всяких изысков именуемый просто Протокой, представлял собою крохотную речушку, зимой затянутую льдом, летом скрывающуюся в зарослях лопуха и репейника, а весной и осенью сверкающую среди пожухлой травы. Протока была не широкая, но чистая. Бодро скатывалась по каменистому ложу к Русалочьему озеру, что лежало в пяти километрах от Литейска.