Физрук: назад в СССР
Шрифт:
— А что ты называешь главным? — уточнил я.
— Ну… главное, конечно, борьба за мир, построение коммунизма, рост благосостояния трудящихся…
— Так об этом разве в газетах не пишут?
Стропилин замялся.
— Пишут, конечно… — пробормотал он, — но вопросы мира и общественного прогресса решаются на уровне ЦК, в крайнем случае — обкома, а вот благосостояние трудящихся вполне зависит от низовых организаций… Вот с этими людьми я тебя и хочу познакомить… Кстати, если будет Панкратыч, то вообще — чудесно!..
— Прости мое невежество, но кто такой Панкратыч?
—
Он повернул к арке, ведущей во двор большого дома. Въезд в него был перекрыт шлагбаумом. Кеша посигналил. Из будки, что стояла рядом с аркой, вышел мужик, кивнул и начал поднимать шлагбаум. Через минуту «копейка» оказалась в просторном дворе, заставленном разнообразными автомобилями. Среди них затесался даже «Мерседес-Бенц» W109' модель 1965 года, цвета «металлик». Ого! Редкая штучка. От такой машинки и я бы не отказался. Стропилин догадался, куда я пялюсь и обрадовано сказал:
— О, Митрофаныч уже здесь!
Когда Кеша припарковался, я выбрался наружу и увидел остекленную дверь и несколько ступенек, ведущих к ней. На двери красовалась табличка: «СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ».
— Так куда мы приехали?
— Да как тебе сказать… На дружеские посиделки хороших людей…
Мы поднялись на крылечко. Мой «однокашник» нажал на копку звонка. За стеклом появилась физиономия еще одного вахтера. Щелкнул замок, и нас пустили. Мы сдали в гардероб верхнюю одежду и прошли в уютный зал, освещенный светильниками-бра. На небольшой сцене мучили инструменты музыканты. «Все очень просто, сказки обман, солнечный остров скрылся в туман…» — задушевно, «под Макара» выводил патлатый гитарист. Перед сценой топталось в медляке несколько пар.
А перед нами появилась аппетитная блондинка в коротком серо-голубом платьице, белом переднике с кружевами и накрахмаленной наколке на собранных в башнеподобный шиньон платиновых волосах. Она улыбнулась и проворковала:
— Добро пожаловать, Иннокентий Васильевич!.. Вы сегодня с…
— Лизонька, хозяюшка, — заворковал Кеша. — Это мой друг детства, восходящая звезда советского спорта Александр Сергеевич Данилов!
И подмигнул мне.
— Добро пожаловать, Александр Сергеевич! — и меня одарила Лизонька улыбкой. — Рада, что посетили нас!
— Кеша! — раздался зычный голос, перекрывший музыку. — Давай к нам!
— Я не один, Корней Митрофанович! — отозвался тот.
— И друга своего тащи!.. Мне одному с тремя девочками не сладить.
— Мы сейчас все принесем, — пообещала «хозяюшка».
Стропилин подвел меня к столику. За ним и впрямь сидело четверо. Пузатый мужик с залысинами и три «девочки» — от тридцати и выше. Обтягивающие платья, вызывающие декольте, блеск золота и камушков в сережках и кулонах. Кеша представил меня. Директор городской станции технического обслуживания потряс мне руку, а дамы отрекомендовались — Марина… Зинаида… Тамара… «Автомобильный бог», как называл толстяка Стропилин, рассадил нас так, чтобы у каждой дамы было по кавалеру. Мне «досталась» Марина.
Появилась Лиза, а вместе с нею симпатичная девушка, одетая точно также, но с большим, тяжело нагруженным подносом в тонких руках. К тому, что уже было на столе, добавились новые вазочки и тарелки. И не оливье и котлеты, какие-нибудь, а — жульен в металлических кокотницах, бутерброды с черной и красной икрой, тонкие ломтики буженины, кружочки сервелата, и заливная стерлядь. Меня интересовал вопрос: за чей счет банкет? Конечно, подъемные у меня еще почти все целы, да и «маминых» восемь червонцев греют душу, но за эту роскошь я платить не собираюсь. Из принципа.
Мой вновь обретенный друг, видимо, заметил, как я смотрю на все эти жульены и бутера, наклонился ко мне, прямиком через выдающиеся прелести Марины, и прошептал:
— Нинель Яблочкину, директрису овощного на Комсомольской, повысили до заведующей плодо-овощной базой… Вот она и проставляется.
И в этот момент, словно в подтверждение его слов, к сцене подскочил вертлявый мужичонка в синих, расклешенных брючатах и оранжевой рубашке навыпуск, поверх которой болтался голубой галстук. Он выхватил микрофон из рук солиста, только что переставшего завывать про тех, кто ошибся и возвестил:
— Товарищи! Пр-рашу минутку внимания… Я понимаю, что вы увлечены кулинарными талантами нашей Лизоньки, но сегодня мы гуляем не просто так, мы гуляем по поводу!.. Сегодня мы поздравляем нашу дорогую Нинель Кондратьевну, товарища Яблочкину, с ее новым назначением… Пожелаем нашей Ниночке трудовых успехов на новом поприще!.. Ура, товарищи!
Прозвучало веселое, но не слишком стройное «Ура», послышался хрустальный перезвон сдвигаемых бокалов. Из-за столика напротив поднялась худая и вся какая-то плоская мадам с длинным унылым лицом, и принялась кивать, принимая поздравления сотрапезников.
— Давайте и мы выпьем! — предложил «автомобильный бог», разливая по рюмкам французский «Camus», не спрашивая у присутствующих дам, хотят ли они коньяку. Дамы не возражали. — Только не за эту сушеную воблу… Не доросла она еще до того, чтобы Коленкин за нее пил… А выпьем мы друзья за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было…
И заржал, как конь. Я ничего против этого тоста не имел. Тем более, что французский коньяк был настоящим — до паленого эта страна пока не доросла. А накатив, тут же впился зубами в бутерброд с черной икоркой, хотя не успел еще проголодаться после «Поплавка». Да и вообще жрачка оказалась зачетной, а молодой и все еще растущий организм Шурика Данилова таковой избалован явно не был. Директор СТО не слишком-то тянул с тостами, и всего за два десятка минут я накидался так, что уже всех готов был любить — особенно Мариночку. Тем более, что та отнюдь не возражала.
Стропилин, поглядывая на меня с улыбкой, о чем-то вполголоса говорил с Коленкиным. Митрофаныча «Camus» не брал, а Кеша — даже пьяный, я заметил это, пил через раз, да и то, не допивая до дна, поэтому разговор у них шел вполне трезвый. И касался он меня. Я понял это, вернувшись за столик после посещения известного помещения, где не только справил нужду, но и умылся ледяной водой. Когда я снова уселся рядом с разомлевшей Мариночкой, взиравшей на меня с извечной бабьей тоской, «автомобильный бог» тыча в меня пальцем, спросил: