Флердоранж – аромат траура
Шрифт:
– А Романа Валерьяновича нету. Он, возможно, только к вечеру будет, а может, и не приедет совсем сегодня, – ответила Журавлева и окинула его строгим, испытующим взором поверх очков. – А в чем дело, что случилось, можно узнать?
– Вы знаете, что случилось. Настоятеля отца Дмитрия в четверг убили, – мрачно изрек Кулешов. – Мы всех в округе опрашиваем в связи с эти делом.
– Да, конечно, мы в курсе, это ужасно, – Журавлева сняла очки, затем суетливо снова водрузила их на нос. – Мы потрясены до глубины души. Я сама только что с панихиды. Но мы ничего толком не знаем, правда, Марина?
– Мы
– Накануне убийства, в среду, отец Дмитрий был здесь у вас, в Лесном, – сказал Колосов.
– Да, он был здесь, освящал фундамент павильона «Версаль» в парке, – Марина Ткач кивнула. – Но я при этом не присутствовала.
– Я присутствовала. Но я тоже ничего такого сказать не могу, – Долорес Дмитриевна пожала плечами. – Это был традиционный обряд по православному чину. Денис Григорьевич, наш управляющий, привез отца Дмитрия. Мы пошли в парк к месту, где когда-то был павильон, там он прочел молитвы, окропил камни фундамента. Ну и все. Мы думали, что он останется у нас обедать, но он торопился вернуться – сказал, что ждет какой-то важный звонок из управления делами епархии. Его должны были известить с почты, с коммутатора. Он и уехал. Денис Григорьевич его отвез.
– Только не Малявин, вы забыли, – поправила Ткач.
– Ах да, виновата. Лыков Иван – приятель Романа Валерьяновича, он отвез отца Дмитрия домой. Ехал в Москву и по пути подбросил, – поправилась Долорес Дмитриевна.
Колосов отметил: красотка Марина Ткач, хотя и утверждает, что не присутствовала в ту среду в Лесном, а знает такие подробности. Интересно, от кого?
– Отец Дмитрий получал денежные пожертвования на церковные нужды от Салтыкова? – спросил он.
– Да, Роман Валерьянович считал, что и церковь в Воздвиженском, с которой связана история его рода, тоже нуждается в активной поддержке. Только об этом вам лучше поговорить с ним самим. Я не занимаюсь финансовыми вопросами, я специалист по интерьерам и музейному делу.
– Или расспросите Наталью Павловну Филологову, – вмешалась Марина Ткач. – Она возглавляет здесь все реставрационные работы в комплексе. И с отцом Дмитрием, как я знаю, у них были общие взгляды на ремонт храма. Она что-то там хлопотала даже по поводу приглашения специалистов… Ведь так, Долорес Дмитриевна?
– Совершенно верно, – Журавлева кивнула, сверкнув очками. – Только ее тоже сейчас нет. Она уехала в Москву по делам. Вернется к вечеру.
– А граждане Изумрудов Алексей и Журавлев Валентин сейчас здесь? – сурово спросил Кулешов.
Долорес Дмитриевна тревожно воззрилась на них:
– Леши нет, он куда-то отъехал, а Валентин, мой сын, здесь. А при чем здесь мальчики? При чем тут Валя?
– Будьте добры, пригласите сюда вашего сына, – попросил Никита. – У нас к нему есть несколько вопросов.
– Да какие могут быть у вас, у милиции, к мальчику вопросы? – воскликнула Журавлева. – Ну хорошо, я позову. – Она открыла дверь в холл, крикнула: – Валя, спустись, пожалуйста! К тебе приехали из милиции.
Они ждали.
– Да вы сядьте, что же вы стоите? – Марина Ткач указала на диван и кресла, достала из сумки
– Мы проводим оперативно-розыскные мероприятия, – отчеканил Кулешов. – Долорес Дмитриевна, будьте ласковы, поторопите сынка. У нас время ограничено.
– Валя, спускайся вниз, тебя ждут! – снова позвала Журавлева.
Они подождали еще – никакой реакции.
– Пойду посмотрю, где он. Может, на улицу вышел? – Журавлева направилась в холл, поднялась по лестнице на второй этаж. Почти сразу же сверху донеслись ее изумленные, растерянные возгласы.
– Что там еще такое? Почему он не идет? – Марина Ткач прислушалась. – Ругаются они, что ли?
– Что – парень с характером? – спросил Никита.
– А, – Марина изящно и презрительно махнула рукой, – бросьте. Какой характер может быть у мальчишки, маменькиного сынка?
– А этот, Изумрудов, где? – недовольно спросил Кулешов.
Марина Ткач затянулась сигаретой.
– У вас что, вопросы к ним в связи с убийством? – спросила она.
– Да, почти, – ответил Никита: у красотки-блондинки сейчас было такое загадочное лицо, что стало ясно – интересуется она неспроста.
– Тогда я бы на вашем месте повнимательнее пригляделась именно к Изумрудову, – сказала Ткач.
– Вы его в чем-то подозреваете? – спросил Никита.
– Нет, что вы. Не подумайте плохого. Просто… этот тип не совсем то, чем старается казаться.
– Как это понять? – спросил Кулешов.
Но тут наверху снова послышался раздраженный голос Долорес Дмитриевны. Колосов поднялся, покинул гостиную, быстро вбежал наверх по лестнице. И попал в коридор, застеленный бежевым ковролином. По стенам – панели «под дуб», двери тоже темного дерева, как в хороших европейских отелях. Шум сильной струи из крана и урчанье бачка унитаза…
Долорес Дмитриевна, растерянная и красная, стояла перед закрытой дверью в самом конце коридора.
– Валя, пожалуйста, поскорее, неудобно, – она увидела Колосова и совсем смутилась. – Он сейчас. Он в туалете. Маленькая оказия приключилась – расстройство желудка.
Никита смотрел на закрытую дверь.
– Он с утра неважно себя чувствовал. Наверное, съел что-нибудь, – Долорес Дмитриевна развела руками.
За дверью снова Ниагарой низверглась вода в унитазе. Колосов вернулся в гостиную. Валю Журавлева с его расстроившимся желудком они прождали еще четверть часа. Наконец мать привела его. Колосов увидел бледного парня довольно ординарной внешности. Вид у него был, прямо скажем, неважнецкий.
– Тебе плохо, сынок? – обеспокоенно спросила Долорес Дмитриевна.
– Меня тошнит и живот схватывает, – Валентин Журавлев страдальчески сморщился. – А вы из милиции? Ко мне? А почему ко мне?
– Потому что у нас к вам есть вопросы, – сказал Никита, внимательно его изучая. – Вам девятнадцать исполнилось?
– Да, в мае.
– Извините, сын ваш давно уже совершеннолетний, и мы бы хотели поговорить с ним наедине, – Никита обернулся к Журавлевой.
Марина Ткач, захватив сигареты, тут же вышла. Журавлева помешкала, но затем тоже покинула гостиную и прикрыла за собой дверь.