Флэшмен в Большой игре
Шрифт:
— Ты первым узнаешь о том, что настало время резать глотки русским, — заверил я гиганта, и он обнял меня, довольно ухмыляясь, и заявил, что я лучший из братьев.
Мысль о маскировке напомнила мне, что я до сих пор оставался полуголым и дрожал от холода. Я сказал Ильдериму, что хотел бы получить комплект одежды, как у его собратьев по оружию, и он поклялся, что я получу его и еще пони в придачу.
— Можешь передать от меня сагибу Скину, что время пришло, — предложил я, — и что капитан может начинать жалеть русских — он поймет. — Я не хотел возвращаться в английский поселок, а решил еще сегодня ночью выехать куда глаза глядят. — Расскажи ему про одноглазого факира, о том, что туги вновь
— Рани? — удивленно переспросил он и глаза его вновь скользнули по павильону, — хорошо. — Он закашлялся от смеха. — Сегодня ночью я видел паланкин одной знатной дамы и множество слуг. Случаем, это была не…
— Язык гальзая — праматерь скандала, — ответил я пословицей, — знай свое чертово дело и не суйся в чужие. А сейчас будь хорошим мальчиком и дай мне одежду и пони.
Он подозвал одного из своих негодяев и поинтересовался, жив ли еще туг,которого подвергли пыткам.
— Да, но поведать ему больше нечего, — ответил тот, — потому что он ничего не сказал, когда я… — вы наверняка не хотели бы услышать, что последовало за этим. — Можно ли мне дать ему понюхать немного его же табачку? — спросил совар, закончив свой рассказ. [XII*]
— Да, — согласился Ильдерим, — и еще, скажи Рафику Тамвару, что мне нужна вся его одежда, его нож и лошадь. Иди!
Совар кивнул в ответ, вынул свой хайберский нож и вернулся назад, под деревья, где его товарищи стерегли пленного или же то, что от него осталось. Я слышал, как он обратился к умирающему — и даже в такое время и в таком месте последовавший диалог был настолько любопытен, что навсегда запечатлелся в моей памяти. Это была одна из самых удивительных вещей, о которых я когда-либо слышал, даже в Индии.
— Все кончено, душитель, — сказал он. — Вот нож, выбирай — в глотку или в сердце?
— В сердце, только быстро! — прохрипел туг, содрогаясь в агонии.
— Ты уверен? Ну, как хочешь.
— Нет, подожди! — задыхаясь, прошептал душитель. — Приставь острие вот здесь… за ухом. Да так. Нажми посильнее — так почти не будет крови и я умру спокойно. Давай!
Наступило молчание, а затем голос совара произнес:
— Он был прав — крови почти не было. Туги разбираются в таких вещах.
Через несколько минут ворча подошел Рафик Тамвар, в одной набедренной повязке, с ворохом своей одежды, перекинутым через руку, ведя в поводу маленького аккуратного пони. Я сказал, что Скин-сагиб возместит ему стоимость его одежды, а вдобавок он сможет получить моего пегого пони, на что добрый Тамвар ухмыльнулся в свою густую бороду и сказал, что он с удовольствием менялся бы так хоть каждый день. Я нырнул в его рубашку и кавалерийские бриджи, натянул мягкие сапоги, накинул его мохнатый поштин, [88]засунул за пояс хайберский клинок, намотал на голову пуггари и как раз подумал, что неплохо бы достать где-нибудь револьвер, когда Ильдерим задумчиво поинтересовался:
— Куда ты поедешь, Флэшмен, — есть ли у тебя на примете местечко, в котором тебя не найдет ни один враг?
Я признался, что у меня такого нет, и спросил, не подскажет ли он мне что-нибудь. Ильдерим задумался, нахмурившись, потом вдруг улыбнулся, затем разразился хохотом так, что опрокинулся на спину и лишь через несколько минут немного успокоился, встал, пристально посмотрел на меня и вдруг ухмыльнулся.
— Немного орехового масла для твоей кожи, — проговорил он, — и когда у тебя отрастет борода, ты будешь выглядеть как настоящий головорез из Пешавара — ведь заносчивости тебе не занимать, остается только почаще подкручивать усы да презрительно сплевывать…
— Я все это знаю, — нетерпеливо сказал я, — ну и что, по-твоему, мне делать со всеми этими штуками?
— Есть одно место, где любой злоумышленник никогда не станет искать британского полковника, — с хохотом сказал афганец. — Хотел бы ты пожить веселой жизнью, есть и пить вволю и даже потолстеть, пока придет время расправиться с врагами королевы? А еще тебе будут хорошо за это платить — двадцать четыре рупии в месяц, плюс батта? [89]— Он хлопнул в ладоши от восторга, видя мое недоумение. — Почему бы и нет — вступай в армию Сиркара! Что за рекрут для туземной кавалерии — не пройдет и месяца, как тебя могут сделать даффадаром! [90] — Он прищелкнул языком: — А со временем, кто знает, может быть, даже и риссалдаром!
— Ты с ума сошел? — воскликнул я, — мне — записаться в совары?И какого дьявола ты полагаешь, что мне это поможет?
— А что тебе мешает? Тебе же удалось сойти за своего на кабульском базаре и на Кандагарской дороге. Покрась себе лицо, как я тебе говорю, отрасти бороду — и ты станешь лучшим приобретением Сиркара во всей Индии! Разве это не то, что тебе нужно — держаться поближе к месту развития событий, да еще в компании преданных тебе людей, готовых к действию, стоит тебе пальцем пошевелить?
Это было смешно, но чем больше я об этом думал, тем более подходящим мне это казалось. Сколько я собирался прятаться — месяц? Возможно, два или три? Все это время мне на что-то нужно было жить, но клянусь, мне и в голову не приходило более скрытое от посторонних глаз и более удобное местечко, чем полк туземной кавалерии. К тому же я обладал нужным опытом и знаниями, и если буду соблюдать осторожность… Впрочем, я всегда это делал, чем бы ни занимался. Я стоял, размышляя, а Ильдерим убеждал меня со все большим энтузиазмом.
— Слушай, двоюродный брат моей матери, Гюлам-бек, бывший малик [91]одной из деревень моего отца, сейчас вурди-майор [92]в Третьем кавалерийском полку в гарнизоне Мирута. Если ты отправишься к нему и скажешь, что тебя прислал Ильдерим, он будет только рад такому прекрасному здоровому вояке — так что ты сможешь получить оружие и паек, а он ради меня и не подумает взять с тебя ассами. [93]Так, давай подумаем… — продолжал этот полоумный прохвост, — ты будешь пуштуном из Пешаварской долины. Нет, лучше сделаем тебя хазанзаем с Черной горы — они там все странные, склонные ко всяким сумасшедшим выходкам, так что на тебя не будут обращать особого внимания. Да, это мысль. Назовем тебя Маккарам-Хан, раньше ты служил в пешаварской полиции, так что знаком с обычаями сагибов; к тому же ты бывал и в перестрелках. Не бойся, Маккарам-Хан действительно жил на свете, пока я не застрелил его, когда был в отпуске. Он крикнет тебе шабаш [94]из пекла — в свое время он был отличным наездником. Правда, слишком беззаботным — иначе бы внимательнее следил за тем, кто прячется среди скал. Итак, Маккарам, — по-волчьи оскалился он, — готов ли ты предложить свое копье Сиркару? [XIII*]