Флешмоб
Шрифт:
— А что я ещё могу полагать? Четыре убийства в один день в одном дачном посёлке. Кто убил — известно, но, ни один из виновников не может объяснить, зачем он это сделал. Тут уже всякому ясно: флешмоб. Да, без предварительного сговора, но кому сейчас нужен предварительный сговор?
— Не бывает таких флешмобов!
— Поезжай и выясни, что там бывает, если не флешмоб.
На столе загундосил телефон. Генерал снял трубку, выслушал звонившего. Лицо его помрачнело.
— Да, наш специалист уже выехал. Ждите.
Бросил трубку, повернулся к Афанасьеву.
— Пять трупов, понимаешь? Уже пять.
— Я сниму глушилку с торгового центра…
— Делай, что знаешь. Но в темпе.
Полицейский Мерседес наматывал на колёса федеральную трассу. До садового кооператива «Ромашка» было сорок километров, но, то и дело, на пути встречались знаки, ограничивающие скорость. Казалось бы, включай сирену и дуй, не обращая внимания на знаки. Через полчаса будешь на месте. Только за тобой непременно увяжется сначала один, а потом с десяток подражателей. Будут гудеть наперебой, мчать на ста пятидесяти по деревням, пересекать двойную осевую, выскакивать на противоположную сторону движения. Потом, успокоившись, они безропотно заплатят любые штрафы и лишатся водительских удостоверений, но это будет потом, а покуда — гони во всю мочь! И если гонка закончится трагически, флешмобщик станет уныло ныть: «А чего он?.. Он первым начал…»
Эх, народ, обезьянье племя!
Остановились возле опорного пункта, где обретался местный участковый, полностью потерявший голову от происходящего.
— Наконец! — выкрикнул он, увидав Афанасьева. — Они друг друга режут, а мне хоть разорвись.
— Где задержанные? — спросил Афанасьев.
— Шестерых увезли дознаватели в районное отделение, а последний — у меня, за ним ещё не приехали.
— То есть, уже семеро…
— Да! — плачуще закричал участковый. — Они как рехнулись! Я же их всех знаю, ни за одним ничего подобного не замечал, а тут…
— Тише, тише, — успокоил Афанасьев. — Разберёмся. Где этот последний? Поговорить с ним надо.
— В обезьяннике он. Только он без наручников, где мне на всех наручников набрать?
— Ничего, я тоже без наручников. Как-нибудь обойдёмся.
Задержанный, плотный мужчина лет сорока, тёмно-рыжий, густо испятнанный веснушками, сидел, уставившись себе в колени. Видно было, что он трудно пытается осмыслить, как этакое случилось с ним.
— Капитан Афанасьев, — представился милиционер. — Допрашивать вас будет другой сотрудник, а я хочу спросить, как всё происходило. Какие отношения у вас были с пострадавшим, вы были дружны или ссорились?
— Нормальные отношения были, ничего особенного. Соседи — и соседи. Он старик, мне с ним неинтересно.
— А как же получилось?..
— Сам не знаю. Я грядку под клубнику копал. Мне Анна Романовна обещала усы клубничные дать, она как раз клубнику обрабатывала под зиму, так у неё этих усов много. Я копаю, а тут этот дед бежит и кричит: «Мосину убили!» Мосина, как раз Анна Романовна и есть. Я сначала не понял ничего, только смотрю, он бежит прямо по копанному. Не делается так, по ровку обойти ноги не отвалятся. Хотел ему замечание сделать, что, мол, чужую работу портишь, а вместо того, как шарахнул его лопатой! Я представить такого не мог, ведь с одного удара — насмерть.
«А вот это ты врёшь, — подумал Афанасьев, — представлял такое, и не раз. Можно не спрашивать: дразнили
Ни один самый опытный гипнотизёр не может заставить самого внушаемого человека совершить убийство, если, конечно, загипнотизированный не является наёмным убийцей. Но тут простые люди и флешмоб, который ещё надо доказать.
В районном отделении царил хаос. Патрульные в полном составе были отправлены прочёсывать многострадальную «Ромашку». Кабинеты были оккупированы понаехавшими из центра дознавателями. Первым делом Афанасьев установил глушилку, чтобы никто из задержанных не мог дальше распространять убийственный флешмоб. Затем расположился в одном из кабинетов, вытребовал дела, оформленные дознавателями, наскоро пролистал их.
— Маслов Геннадий Петрович — первый из жителей садоводства, проливший кровь. Не судим, под следствием не был. Честная рабочая жизнь. Сейчас на пенсии, а вернее, та же работа, но на своих шести сотках. Такому в голову не придёт организовывать даже самый безобидный флешмоб.
— Из-за чего у вас произошёл конфликт с убитым?
— Так ведь не было конфликта! — выкрикнул Геннадий Петрович. — Во всяком случае, такого, чтобы убивать. Хороший парень, он к родителям часто приезжал; заботливый. Ну, был у него один недостаток: как машину у дома поставит, то стекло опустит, а магнитола внутри на полную мощность орёт. И добро бы музыка хорошая, арии из оперетт или ещё что-нибудь такое, а у него — тяжёлый рок: бум-бум-хрясь по мозгам. И ведь сам он его не слышит: у него плеер и наушники, в которых своё бум-бум грохочет.
— Замечание делать не пробовали?
— Сто раз. Ему скажешь, он звук выключит, а в следующий раз — опять. Как об стену горох! Меня такая злость взяла. Я пошёл за вилами, они у меня в компостную кучу за сортиром воткнуты. Хотел сказать, что ещё раз он оставит звук, то я ему радиолу вилами выковыряю. А сам вместо того, ткнул его в живот, да ещё и повернул, словно вздеть пытался…
«Четыре проникающих ранений живота и грудной клетки, два из которых несовместимы с жизнью», — прочёл Афанасьев заключение патологоанатома.
Да, вот уж действительно: не бойся ножика, бойся вилки… Особенно, если это не просто вилка, а навозные вилы.
— И что теперь делать собираетесь?
— Ничего. В тюрьму пойду. А выходить оттуда не придётся, мне и так скоро семьдесят, до освобождения не доживу.
Когда задержанного увели, Афанасьев попытался подбить какие-то промежуточные выводы. Причины для убийства и в самом деле не было. Те причины, что называют подследственные, годятся на то, чтобы обматерить противника, но уж никак не лишать его жизни. И в обоих случаях присутствует фольклорный мотив: рыжий-рыжий-конопатый и не бойся ножика, бойся вилки. Простой следователь пройдёт мимо такой подробности, не заметив, а для специалиста его профиля, это очень важный момент, если, конечно, у других подследственных обнаружатся элементы фольклора. В таком случае, придётся признать, что мы и впрямь имеем дело с флешмобом, и тот, кто его запустил — любитель такого рода поговорок. Хотя, по двум случаям судить рано.