Флибустьерское море
Шрифт:
18 мая к Пуэнти в помещение казначейства явился посланный Дюкасом Галифе.
– Нам известно, что каждый день на ваши корабли грузят добычу. Месье Дюкас полагал, что вначале следовало бы провести общую оценку и дележ.
Барон, вспыхнув от гнева, ответил, что Галифе следовало взвесить свои слова, прежде чем вести столь наглые речи.
– Я хорошо взвесил их, тем паче что больше мне нечего добавить. Наши люди рвутся громить казначейство. И если бы месье Дюкас не удержал их, это бы уже случилось.
Пуэнти писал затем, что после этого разговора он успокоил флибустьеров, раздав часть денег их капитанам.
Между тем события ускоряли свой бег.
20 мая. Пуэнти погрузил на свои суда остатки добычи, сложенной в казначействе. Встревоженный Дюкас лично прибыл к командующему:
– Я подсчитал часть, причитающуюся моим людям. Добыча составляет, как вы известили нас несколько дней назад, восемь-девять миллионов ливров. Наша доля, таким образом, равна двум миллионам. Прикажите получить ее безотлагательно.
– Все должно быть совершено по правилам. Я не могу выплатить ничего без того, чтобы главный казначей не произвел полного подсчета. Вы получите полагающееся вам ровно через три дня.
Дюкас – уже в который раз – успокаивает своих людей, рвущихся брать на абордаж плавучий сейф, в который превратился флагман де Пуэнти «Скипетр». Ворча и бранясь, они слоняются вокруг, хмуро наблюдая, как королевские солдаты тащат через город к причалам пушки, ядра, порох, провизию, переносят на носилках больных; по утверждению Пуэнти, лихорадкой и дизентерией заболело восемьсот человек, хотя многим историкам цифра кажется завышенной. Барон не скрывает своего недовольства тем, что флибустьеры праздно глазеют на хлопоты, вместо того чтобы помочь. В ответ он слышит:
– Только когда получим свои деньги!
24 мая. Все погружено, последние шлюпки с солдатами отваливают от причала, в городе остаются лишь флибустьеры, что не настраивает жителей Картахены на оптимистический лад. Но флибустьерам не до горожан: они во все глаза следят за стоящими на якоре в лагуне французскими судами, на борту которых находится их доля добычи. Они знают, что эскадра Пуэнти вряд ли попытается незаметно улизнуть: тяжело сидящим судам пришлось бы медленно идти по мелководной лагуне к выходу в море и легким маневренным суденышкам пиратов не составило труда нагнать их. Однако раздражение растет.
Проходят еще два дня настороженного выжидания. Наконец 26 мая ординарец Пуэнти прибывает в предместье Картахены к Дюкасу с извещением о том, что главный казначей ожидает его на борту «Поншартрена» для вручения денег. Дюкас летит туда. Чиновник сидит в капитанской каюте, дверь караулят часовые. На столе, стульях, на койке и прямо на полу разложены холщовые мешочки.
– Сколько тут?
Казначей берет в руки опись:
– Итак, барон де Пуэнти увольняет ваших людей со службы 1 июня. Каждому со дня их найма начислено жалованье в размере 15 ливров
Пауза. Дюкас просит повторить цифру. Нет, он не ослышался.
– Этого не может быть! Здесь какая-то ошибка. Наша доля составляет по меньшей мере два миллиона. Я давеча назвал эту цифру месье де Пуэнти, и он не стал оспаривать ее. Два миллиона при самом приблизительном подсчете!
Читателю, конечно, известно, как разводят руками люди, вынужденные, к своему великому сожалению, подчиняться приказу свыше.
– Барон де Пуэнти сам указал размер вашей доли и поручил мне передать ее вам...
В течение всего похода Дюкас разрывался между чувством долга по отношению к своим подданным и верностью королю. В конце концов верх всегда брала последняя, несмотря на вероломство барона.
– Надо выполнять решения королевских наместников, – твердил он флибустьерам, то и дело призывавшим разнести в щепки «Скипетр». – Это куда достойнее скоропалительной выходки, продиктованной обидой и отчаянием.
После беседы с главным казначеем губернатор Санто-Доминго понял, что бессилен предупредить бунт в Картахене. Он сел на корабль и самолично начал объезжать свою эскадру, храбро внося на борт каждого судна дымящуюся «бомбу»: 135000 ливров вместо двух миллионов. Реакция рыцарей удачи была однозначной:
– Вперед, на «Скипетр»! Через четверть часа дело будет улажено.
– Если вы нападете на королевское судно, последствия будут самыми тяжкими! – взывал Дюкас.
В ответ неслись вопли:
– Барон де Пуэнти повел себя не как королевский генерал, а как презренный вор!
– Он нарушил слово!
Значение данного слова огромно в любом примитивном обществе или группе; слово приобретает особую важность и необходимость постольку, поскольку писаных законов там нет либо их мало знают, игнорируют или презирают. Изменить своему слову было для этих профессионалов грабежа и убийства непростительной подлостью, так что их желание кинуться на «Скипетр» было вполне естественным. Экипажу флагмана королевской флотилии да и самому барону крупно повезло, что на каком-то из флибустьерских судов – на каком именно, я не знаю, название не фигурирует в хронике – чей-то могучий бас перекрыл весь остальной шум:
– Братья! Напрасно мы взъелись на эту собаку Пуэнти! Он оставил нашу долю в Картахене! Вперед – в городе нас ждет добыча!
Всякая толпа – это жидкая масса в состоянии неустойчивого равновесия. Порой достаточно одного крика, жеста или появления чьего-либо лица, чтобы она превратилась в неудержимый поток. Для пиратов, сбившихся в кучу на палубе, призыв наверстать «свое» в Картахене прозвучал как трубный глас. Он разом пробудил сжигавшее их тайное желание кинуться очертя голову туда, где их ждут богатство, выпивка и женщины. Весть искрой мгновенно облетела флибустьерскую эскадру. Пуэнти был забыт, спасен – хотя в тот момент кичливый барон не удержался от выговора Дюкасу: почему губернатор не открыл огонь из пушек по взбунтовавшимся подчиненным! Флибустьеры попрыгали в шлюпки и, бешено работая веслами, помчались назад, к Картахене.