Флирт в Севильи
Шрифт:
Дронго вернулся в комнату, оделся, стараясь не разбудить Ингрид. На часах был уже второй час. Ингрид мирно спала. Он поцеловал ее, и вышел в коридор. Она поставила его обувь в шкаф. Он открыл шкаф и достал свои туфли. Посмотрел на ее туфельки. У этой девочки хороший вкус. Сегодняшняя обувь «Прадо» и вчерашняя от Гуччи производили хорошее впечатление. Он поправил обе пары и улыбнулся. Затем вышел из номера.
Вернувшись в свой номер, он переоделся. Заснуть все равно сегодня не удастся. Интересно, что именно знал Меднис.
Он надел тенниску, брюки. Сегодня синоптики обещали до тридцати восьми градусов в тени.
Будет достаточно жарко. И еще не закончилась магнитная буря.
Ровно в три часа утра вся группа была в холле отеля. У всех были заспанные, со следами усталости лица. Но все понимали, что сегодняшняя съемка чрезвычайно важна.
Автобус подали точно по графику. Во время движения к окраине города, где должны были состояться утренние съемки, на набережной, Дронго обратил внимание на небольшой памятник. Он поднялся и подошел к Гарсиа, клевавшему носом.
— Кому этот памятник, сеньор Гарсиа? — поинтересовался Дронго. — Мне кажется, это скрипач или музыкант.
— Да, — сразу проснулся Гарсиа, — это памятник великому Моцарту. В Севилье его очень любят.
— Вот такое региональное местничество, — обрадовался Дронго, — как это здорово. В этом прекрасном и солнечном городе любят композитора, который олицетворяет не просто человеческий гений, а вечную молодость и оптимизм.
К половине четвертого они прибыли на место. Всем подали горячий кофе, и через десять минут работа началась. Дронго смотрел на Ингрид, понимая, что ей особенно тяжело. Но она работала наравне со всеми. Подъехавшие на съемку французские фотографы были очень довольны.
Солнце, встававшее над Гвадалквивиром, заливало местность ярким светом, играя красками на разноцветных изразцах домов и вечнозеленых деревьях, на фоне которых проходили съемки. К восьми часам утра под аплодисменты присутствующих Гарсиа наконец объявил, что съемки закончены. Ингрид, услышав это сообщение, сразу растянулась на траве. Лена прислонилась к дереву. Один из французских фотографов кувырнулся через голову. Круминьш достал бутылку воды и вылил себе на голову, а Меднис, убрав камеру, начал упаковывать вещи.
Все было закончено. Дронго глядел на членов группы и видел, как все устали. С другой стороны, они все-таки сумели завершить съемки, даже потеряв своего гримера и заменив одну из своих моделей. Теперь агентство Зитманиса могло не опасаться неустоек. Все нужные съемки были проведены в срок. От радости Гарсиа пообещал всей группе грандиозный ужин в «Рио-Гранде», ресторане на воде, который славился своими рыбными блюдами.
Дронго подошел к Руте Юльевне.
— Вас можно поздравить? — спросил он у коммерческого директора.
— Конечно! — С восторгом воскликнула она. У нее явно
— Извините, — сказал Дронго, — я понимаю, как вам было важно закончить эти съемки. Я не хочу портить вам настроение именно сейчас. Но у меня нет другого выхода.
— Опять узнали про меня что-то страшное? — поинтересовалась она улыбаясь. Ему нравилось, как она держится.
— Зачем вы отключили камеру? — спросил Дронго. — То же самое вы сделали в прошлом году в Барселоне. Зачем вам это нужно?
Рута Юльевна взглянула на него и покачала головой.
— Вы неисправимы, — холодно произнесла она и подошла к режиссеру.
Круминьш сидел на стуле с мокрой головой и блаженно улыбался. Дронго взглянул на него и отвернулся. Может быть, действительно не стоило портить ей настроение в такой радостный день. Но он боялся ошибиться.
Французские фотографы принесли петарды и хлопушки, чтобы отметить окончание съемок. Все поздравляли друг друга и смеялись, словно завершили многолетнюю работу. Шум стоял такой, что проходившие мимо машины начали сигналить в знак солидарности. Несколько полицейских, стоявших в оцеплении, с трудом сдерживали натиск любопытных.
Дронго нашел пустой стул и тяжело опустился на него.
Круг подозреваемых сузился. Осталась Рута Юльевна и Эуген Меднис. С чего это оператор вдруг решил сообщить о своих подозрениях? Почему он раньше ничего не говорил? Какая-то тревожная мысль не давала покоя Дронго.
Залитое солнцем пространство казалось искрилось и плавилось. Взрывались хлопушки и петарды. И только когда наступила тишина, все услышали истошный женский крик. Гарсиа бросился к реке, за ним поспешили остальные. Лена стояла у старой баржи и кричала изо всех сил, показывая на какой-то предмет.
Дронго поднялся и пошел к реке, тяжело переставляя ноги. Ему не хотелось верить в невероятное. Но пришлось поверить собственным глазам. Даже издали было видно длинное тело погибшего. Дронго подошел ближе. Все медленно расступились.
У кромки воды лежал Эуген Меднис. Одного взгляда было достаточно, чтобы все понять. Кто-то подкрался к оператору и, воспользовавшись шумом хлопушек, ударил его бутылкой по голове. А затем уже бесчувственное тело сбросили в воду. Здесь он, очевидно, и захлебнулся.
— Как это могло произойти? — спросил кто-то за спиной Дронго. — Может, он был пьян?
Дронго наклонился к убитому. На голове была глубокая рана, но она не могла стать причиной смерти. Он увидел, что руки несчастного сжаты в кулаки и его куртка смята. Вокруг головы расплывалось красное пятно. Неужели столько крови от небольшой раны на голове? Не похоже.
С этой стороны реки не было видно, что происходит на берегу. Баржа, стоявшая у берега, закрывала обзор. Кто-то ударил Медниса по голове, когда он зашел за баржу, а затем сумел удержать его голову в воде, пока он не захлебнулся.