Флот обреченных
Шрифт:
Как Стэну хотелось иметь обогреваемые меховые комбинезоны! Или хотя бы элементарные парки. Или, чего уж мелочиться, новый такшип.
Будь скафандры не так тяжелы или имей они генераторы Мак-Лина помощнее, моряки могли бы парить над сугробами. Или, на худой случай, идти на снегоступах – Стэн брался сплести их из веток. Вместо этого они, проваливаясь в снег по пояс, уныло брели вперед.
С наступлением ночи Стэн начал высматривать местечко для привала. У края долины, вдоль которой они шли, он заметил большое дерево, засыпанное снегом до нижних ветвей.
Килгур занялся ранеными. Стэн добрым словом помянул разносторонние тренировки в отраде Богомолов. Хотя его собственные занятия не включали в себя медицину, Алекс разбирался в ней весьма и весьма прилично. Если уж на то пошло, то после окончания курсов экстренной помощи он без труда мог бы стать гражданским хирургом. Сейчас, впрочем, он мало чем мог помочь раненым – возможности имевшейся у них аптечки были не велики. Килгур поменял повязки, сделал обезболивающие уколы. Один из раненых, он это знал, к утру умрет.
Устраиваясь на ночевку, моряки не поверили Стэну, утверждавшему, что в снежной норе будет тепло. Вскоре, однако, температура поднялась, и они выключили нагреватели скафандров. Теперь тут стало очень даже уютно.
Со временем ночь сменилась рассветом. Смертельно раненный матрос умер. Завернув труп в сдутую спаскапсулу, они похоронили его в скальной трещине, завалив могилу камнями, и двинулись дальше.
Весь этот день приходилось непрерывно решать одну очень сложную проблему: как идти? Если идти с открытым лицевым щитком, то нагреватели включались на полную мощность, быстро истощая запасы энергии скафандра. И все равно было холодно. Стоило только закрыть щиток, как сразу становилось тепло, но зато тратились и так не большие запасы кислорода.
К полудню небо очистилось, и выглянуло солнце. Один из матросов тут же заработал куриную слепоту, и ему пришлось полностью поляризовать щиток своего шлема. К тому же снег размок, стало еще труднее двигаться.
Стэн, кроме того, начинал беспокоиться о возможных таанских патрулях. Что им тут делать – непонятно, но чем черт не шутит? Могут и появиться.
Следующая ночь стала повторением предыдущей, вот только нора получилась не такая уютная. Алекс с помощью плазменного резака выжег в снегу траншею, куда они все и зарылись. Здесь, во всяком случае, не дуло.
С рассветом, позавтракав остатками жидкой пищи из скафандров, отрад вновь двинулся в путь.
Стэн начинал сам себя презирать – он чувствовал усталость. Усталость уже на третий день? Да во время службы в отраде Богомолов за такое его бы мигом отправили на переподготовку! Он стал понимать, почему моряки так часто бывают толстозадыми. Когда же Стэн глядел на Килгура, ему становилось совсем грустно.
На родине Алекса, планете Эдинбург, сила тяжести была тройной, а на Кавите – стандартной. В итоге, несмотря на внешность пивной бочки с руками и ногами, Килгур умудрялся всегда оставаться в форме. Он продирался сквозь снег так, словно того и не было; словно он не шагал в тяжеленном скафандре; словно он не тащил за собой спаскапсулу и не нес за плечами аптечку, резак и два виллигана.
А еще Алекс все время шутил или, точнее, пытался шутить. Лишь угрозой гауптвахты Стэну удалось удержать Килгура от рассказа о пятнистых змеях – кошмарной, идиотской истории, гулявшей среди курсантов отряда Богомолов. Стэн слышал ее лишь однажды, и то, по его мнению, это было в три раза больше, чем ему бы хотелось. Впрочем, и остальные анекдоты Алекса оказались ненамного лучше.
– Рассказывал ли я вам о том, как мы путешествовали по моим землям? – весело спросил он у Тапии.
– По каким таким землям? – прохрипела та и чуть не зарылась носом в сугроб.
– Неужели Стэн, простите, капитан Стэн, не говорил вам, что я – урожденный лорд Килгур, владыка Килгура?
– О чем ты болтаешь?
– Я хочу рассказать вам об одной удивительной свинье.
– Свинье?
– Ну, конечно, свинье. Целая куча сала – таких теперь уж и не бывает. Как бы там ни было, впервые я увидел ее, объезжая мои земли. Увидел я эту гору первоклассной свинины – и был потрясен. Почему, спросите вы? Потому, что у нее было всего три ноги. А четвертая – деревянная.
– Трехногая свинья? – недоверчиво переспросил Фосс.
– Ну, конечно, трехногая. Настоящее чудо. А рядом, возле ограды, стоял один фермер, и я, конечно, подошел к нему.
"Эй, мистер, – говорю. – Это что за свинья такая?"
"Это не свинья, а чудо, – отвечает мне он. – Три года назад мой сынишка упал в пруд и непременно утонул бы, ведь рядом никого не было. Короче, остался бы я без наследника, кабы не эта вот свинья. Она его и вытащила".
"Послушайте, – говорю я ему. – Это и вправду удивительно, но..."
И тут опять он меня прервал:
"В прошлом году была очень холодная зима Ну, вы же помните, лорд Килгур".
И я ответил: "Да, да, конечно, помню".
"Так вот, в ту зиму мой дом загорелся, а мы все спали внутри. И наверняка погибли бы. Но эта свинья, она ворвалась в дом и перебудила нас всех. И мы спаслись".
Тут я почувствовал, что с меня хватит.
"Все это прекрасно, – проревел я. – Я согласен, это чудо, а не свинья. Но сейчас я хочу знать: ПОЧЕМУ У НЕЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДЕРЕВЯННАЯ НОГА?"
А фермер поглядел на меня, как на идиота, и говорит:
"Вы что, сэр, разве можно вот так сразу съесть такую чудесную свинью целиком?!"
И Алекс шел дальше, оставляя Тапию и Фосса вынашивать планы кровавой мести.
Таков был Килгур на марше.
Но еще больше Стэну действовал на нервы постоянный оптимизм Алекса. Его возгласы "Еще пять километров, капитан, и все!" со временем надоели хуже горькой редьки.
Особенно издевательски они звучали теперь, когда снег окончательно раскис, превратившись в настоящую кашу.