Флот судного дня

Тюрин Александр

Первые несколько минут дама лишь молча улыбалась. Легкая фотоническая татуировка на ее открытой шее, изображающая золотистую змейку, вспыхивала и гасла, и это ставило Кирилла в тупик. Неужели ее тату подключено нейроинтерфейсом к зонам коры мозга, генерирующим эмоции? Сразу к делу? Не сразу?

– Ладно я; мне, что по морю, что по космосу – разница невелика. Койка, приборная доска, вахта, надулся после нее чаю с вареньем и доволен. А кто заставил вас улететь столь далеко? Несчастная любовь? – пришлось Кириллу начать первому.

– Мама. Она была левых убеждений. Гагарин и освоение космоса для нее что-то значили. Космос, как пространство для сотрудничества людей и наций,

совместного творчества, а не эксплуатации одних другими, будущая родина для тех, кому не хватило места и ресурсов на Земле. А вы про какую-то «несчастную любовь». К тому же я из тех, кто все еще надеется на встречу с инопланетными зверушками.

На ловца и зверь бежит инопланетный… или слишком странное совпадение.

– Из того, что вы перечислили, реален только Гагарин, все остальное – пшик. Разве что зверушки, но и те под вопросом. Что, кстати, происходит на станции с этой самой биологией? Плесень, коррозия? Не может быть, чтоб вы были совсем не в курсе, как представитель службы этой самой поддержки. Только, пожалуйста, без виляний.

Альба Дирксен отстраненно улыбнулась, вежливо показывая свое превосходство в знаниях.

– Ничего не происходит. Люди несут на себе обычную микрофлору, тут она быстро распространяется, поскольку на станции замкнутая система жизнедеятельности, и нагрузки на нее высоки. Весь избыток загрязнения – результат конструкционных недочетов и низкого качества строительных материалов – наноработнички явно брали числом, а не умением. И это быстро проявляет себя из-за разрушительных воздействий Юпитера, будь он неладен. Вообще финансирование нашей станции год из года сокращается, вы будто не в курсе. Хозяева больших денег по ходу решили, что освоение космического пространства их особо не интересует, поскольку это мало похоже на прибыльный бизнес. Сейчас они решили вкладываться в создание целого флота пассажирских суперкораблей для океанов на Земле – один уже спущен на воду. За сумму в каких-то сто миллионов баксов каждый, обладающий хорошими деньгами, может обрести абсолютно защищенную среду и не надо лететь в чертову задницу за семьсот миллионов километров.

– Я так понял, в проблемах станции виноваты криворукие вьетнамские наноассемблеры, хотя легкая критика в адрес денежных мешков мне по нраву. – Кириллу подумалось, что пора идти ва-банк, пусть при первом знакомстве не хочется. – Извините, а не могло быть так, чтобы на станцию попало нечто биологическое, скажем, с близлежащей планеты?

Альба помедлила с ответом, потянув из трубочки радужную жидкость, однако ни тени растерянности на ее лице не было.

– Да вы не только моряк, заплывший слишком далеко, но и фантаст… Впрочем, если вы, действительно, интересуетесь зверушками, вот вам на закуску.

И она неожиданно быстро удалились, оставив на столе едва заметный кристаллик информационного накопителя, который Кирилл сразу же сгреб.

У себя в каюте он просмотрел подаренную ему холозапись.

Это была запись полета исследовательского катера – модифицированного боевого космоплана «FX-129» – вместе с сопровождающими файлами телеметрии.

До высоты «– 10» космоплан шел по сигналам планетостационарных навигационных станций, на которые ориентируются все корабли, швартующиеся к «Юпитеру-12». Затем навигация стала опираться на планетосинхронные радиомаяки, которыми пользуются автономные зонды ближней разведки. Потом база «Донар» стала вести космоплан по азимутальному каналу. Однако его направление редко совпадало с направлением ветра, а самые разнузданные земные ураганы, по сравнению со здешними, лишь дыхание младенца. Поэтому пилоту все время приходилось рыскать, чтобы не потерять канал. Во время этих рысканий от крыльев на центроплан регулярно приходила сильная вибрация, потому приходилось гасить скорость, задирая нос и изменяя вектор тяги. Иногда помогало, а иногда машину швыряло, как макаронину в супе.

На мгновение появился «Донар» в разрыве между аммиачными облаками, лохматыми и густыми, как борода Зевса. Та самая база вояк Атлантического Альянса, которая появилась после того, как российскую станцию «Юпитер-5» приговорили всей «международной общественностью» сбросить на планету. И аэродинамическими формами, и постоянно работающими двигателями – у нее силовая установка типа «ядерная лампа» – база «Донар» напоминала огромный стратегический бомбардировщик. Хотя, конечно, на ней не было пилотов, одна автоматика.

Но космоплан нырнул глубже.

В зрачки Кирилла линзопроектор закачивает объемные картинки, записанные системой обзора нижней полусферы.

Режим телеприсутствия всегда бьет по эмоциям, а сейчас вообще захватило дух. Катера как будто не стало, Кирилл находился между исполинских светло-голубых стен облачного «каньона», сделанного из кристаллов аммиачного льда. Под ним неслась со скоростью полтысячи километров в час желто-коричневая «река», подкрашенная сульфидом аммония. Та самая атмосферная структура Южный приполярный пояс, которая порой исчезает на десятилетия, чтобы затем неизменно выплыть снова.

Машина направилась к юпитерианской реке, вот гребни ее волн почти достают до корпуса. Тут мощная турбулентность подхватила космоплан и бросила в сторону.

Пилот готов был резко поднять машину, как в кабрировании. Потянул ручку управления на себя, и именно тут случилось странное. Машина, завалившись на корму и заработав критический угол атаки, стала падать – десять, пятнадцать, двадцать километров. Это при нормальной тяге и отданной команде «поймать горизонт».

Еще немного, и машина достигнет той высоты, с которой никто не возвращался. Исчез навигационный луч «Донара», забитый электромагнитным ревом Юпитера. Температура за бортом поднялась до двухсот по Кельвину. В какой-то сотне километров с дикой скоростью пробила молния – электрическая сатана шириной с Волгу, на секунду даже погасли индикаторы приборов.

И вдруг скорость ветра резко упала, с пятисот километров в час до каких-то жалких пятидесяти, машина оказалась в центре непонятного затишья. И перестала падать. Глаз циклона, надо полагать. Озеро Небесного Спокойствия, как выразился бы буддист. Над космопланом горело авроральными всполохами желтое небо, под ним переливалась оттенками бордового таинственная юпитерианская глубина, очень смахивающая на ад; многокилометровую ясность слегка смазывал лишь аммиачный снежок. Пилот переключил управление на бортового автопилота и дал команду на вертикальный взлет.

Последнее, что Кирилл смог увидеть на нижней отметке «—50», какое-то странное объемное пятно, точнее, гроздь пятен; они находились в центре этого безмолвия. Приемные антенны космоплана зафиксировали их излучение. По спектру и интенсивности источника смахивало на слабодифференцированную живую материю…

На высоте «– 10» космоплан попал в свирепую турбулентность; по сравнению с этим ураганом все земные выглядели милыми котятами. Но пилот своевременно взял ручное управление на себя и вполне уверенно обошел на вираже «бокал». Так у летунов называются самые неприятные циркуляции в верхних слоях юпитерианской атмосферы – вихри, уходящие хоботом далеко в ее глубину. Потом снова передал управление автопилоту, которому начал помогать лоцман орбитальной станции.