Фокус-покус, или Волшебников не бывает
Шрифт:
Василиса знала, что он ненавидит говорить о прошлом. Она предположила бы, что его прошлое наполнено чем-то, о чем не хочет даже вспоминать. На вопросы о том, что он на самом деле помнит, отвечал, что у него все равно никого нет, кроме нее.
Он был одинок, но, в отличие от Василисы, жил в полной гармонии с этим. Некоторым людям так идет одиночество. Его жизнь тоже разделена на «до» и «после». Ярослав Страхов жил так, словно родился только вчера – в этой самой квартире, с котом Альбертом, кучей
Как Василиса ни пыталась убедить себя в том, что нужно оставить прошлое Страхова в покое, ее неспокойный разум возвращал к запрещенным размышлениям. «Много будешь знать – скоро состаришься» – эта угроза не работала на Василисе. «Любопытной Варваре» уже не раз пытались оторвать нос – и на базаре, и в самых разных других местах.
– Наверное, он совершил что-то, чего стыдится, – предположила девушка, разговаривая с Корицей следующим утром. – Преступление, из-за которого он становится таким психом, стоит только заговорить о прошлом.
Ярослава не было дома. Ушел еще затемно и не сказал, куда и зачем, и когда вернется. Это была его маленькая месть. Демонстрация силы. Целители не отчитываются перед своими девушками. Василиса тоже не собиралась говорить о своих планах, но проблема была в том, что о ее планах он знал и так. Волшебники все знают, они читают мысли. И эсэмэски.
Корица сидела напротив и периодически косилась на миску Альберта около холодильника. Василиса только что вытряхнула туда содержимое кошачьих консервов, и единственным препятствием между ними и Корицей был, собственно, сам Альберт, лениво и без энтузиазма обнюхивающий еду.
– Может быть, он убил свою прошлую девушку? А что, я читала книжку про такое. Думаешь, меня тоже когда-нибудь захочет пристрелить? Ярослав не выглядит как человек, способный причинить кому-то вред. А, Коричка?
Собаке – на то она и животное – было плевать, какие страшные преступления совершил красивый, атлетически сложенный хозяин дома. Ее больше интересовало, каковы на вкус консервы для котов. Что-то в воздухе подсказывало, что Корица не будет разочарована, если решится на собственное преступление и слопает порцию кота.
– Да-да-да, я понимаю, ни один преступник не выглядит как преступник. Что, кстати, не всегда правда. Я в прошлом году писала об одном убийце – он убил жену, а затем разделал ее на куски и вывез из квартиры в школьном рюкзаке своего сына. Так вот, скажу тебе, он очень даже выглядел, как преступник. Низкий лоб, красные глаза. Злые такие – хоть сейчас зарежет.
Корица в нетерпении ерзала на своем месте. Серый дымчатый кот Альберт доедал свою пайку, что невероятно нервировало собачку. Она подскочила, заглянула Василисе в глаза и тихонько взвизгнула.
– Ты ела, Корица. Сказали – утром и вечером. Не смотри так! – помотала головой Василиса, но собака только усилила психологическую атаку.
– Господи, такая маленькая, а такая прожорливая! – всплеснула руками девушка, и пошла к шкафчику с собачьей едой. – Если хочешь знать, я люблю его таким, какой есть. Высоким, загорелым и с кубиками пресса. И какая разница, если он кого-то когда-то убил и закопал. Знала, с кем связывалась.
Василиса достала банку и вытряхнула содержимое в миску, стоящую по другую сторону от холодильника. Корица пролезла под ее руками и набросилась на еду так, словно никогда в жизни не была голодней. Девушка покачала головой.
– Нет, никого Ярослав не убивал. Просто уверена. Просто не такой человек, как все. Это что-то другое. Я не знаю. И не хочу знать. Должна ему доверять, верно?
Корица никак не отреагировала на внесенное предложение. Собака лично была готова доверять кому угодно, при условии своевременного обеспечения питанием. Василиса вздохнула и отвернулась к окну. Она была готова доверять Ярославу, да. И любила его таким, какой он есть. Но это сложно – доверять и ни о чем не спрашивать у человека, у которого даже имя является частью хорошо продуманного плана – истории, лживой от первого до последнего слова.
– Он был в Индии, прожил там пять лет. Представляю, как много можно узнать, если так вот прожить в монастыре столько времени! – восхищенно присвистнула Вероника и покачала головой. Белая копна волос, многократно перекрашенных в чересчур светлый, вульгарный блонд, живописно ниспадала на ее плечи из-под вязаной шапочки. Джентльмены предпочитают блондинок, только если они лет на пятнадцать помоложе. Впрочем, она все еще была по-своему хороша – стройная фигура и несколько подтяжек скрашивали возраст, убавляя по крайней мере лет десять от ее пятидесяти. Солнцезащитные очки тоже выполняли маскирующую функцию – день выдался солнечным и морозным, как в стихах.
– Ничего себе! Пять лет? А сколько же ему сейчас? – полюбопытствовала подруга Жанна, среднего роста, тоже блондинка, если судить по кончикам волос, выбивающихся из-под массивной меховой шапки, тоже в солнцезащитных очках чуть ли не на половину лица. Она неуклюже двигалась по обледеневшему тротуару (сапоги с высокой платформой – не самая удобная обувь на свете) и внимательно слушала Веронику.
– Я думаю, около сорока, – пожала плечами та. Она остановилась на секундочку, достала из кармана пачку ментоловых сигарет и предложила одну Жанне. Та отказалась, и Вероника закурила, потратив немало сил на то, чтобы прикурить сигарету, не снимая теплых кожаных перчаток на меху.
– А на вид кажется моложе, – пояснила Жанна и стряхнула снег с громоздкого воротника своей длинной, в пол, шубы.
– Ты посмотрела программу, да? – улыбнулась Вероника. – А представляешь, что он же ничего не помнит о себе? Это не шутки – такое случается на самом деле. Десять лет назад его нашли окровавленным на дороге. То ли в Бурятии, то ли в Калмыкии, не помню точно. Он сам, кстати, не любит об этом вспоминать. Ретроградная амнезия бывает мучительной для человека. У меня была бабушка, тоже не помнила, когда и как вышла замуж. И сколько у нее детей не помнила.