Фонтаны под дождем
Шрифт:
Ему хватало того, что поступки, которые он считал правильными, определяли для него некие границы, внутри которых все чисто и упорядоченно. Он ничего не смыслил в политике и не интересовался общественным устройством, изымая из этих областей лишь те крупицы знаний, которые мог использовать в своих целях. К обыденной болтовне однокурсников он прислушивался с молчаливой улыбкой. Книг не читал вовсе.
Кокубу Дзиро родился в удивительное время, когда такие, казалось бы, простые человеческие качества, как посвящение себя единственной цели, умение устоять перед повседневными соблазнами, скромность
В один из дней поздней весны, узнав, что лекцию по административному праву отменили, Дзиро, повинуясь какому-то внутреннему зову, отправился в фехтовальный зал. До тренировки оставалось еще немало времени, единственным напоминанием о людях был едва заметный, но стойкий запах пота, плывущий по пустому залу.
Он переоделся в форму и, ступая по сияющему, без единого пятнышка полу, вышел на середину зала. Ему казалось, что он идет по поверхности какого-то священного водоема. Он топнул ногой. Пол отозвался. Выхватив бамбуковый меч, Дзиро выполнил серию тренировочных ударов, считая вслух:
– Один, два, три, четыре…
Так он дошел трехсот.
Стоял роскошный день. Чтобы утереть пот, Дзиро промокнул лицо полотенцем – позабытое кем-то, оно сохло на поручне с прошлой тренировки.
Как был, в темно-синей форме и с мечом, он вышел на улицу и взобрался на холм, который возвышался прямо за залом, в северной части университетской территории. Внизу, между раскиданными тут и там островками деревьев, никого не было видно. Он опустил меч на траву и лег рядом, откинувшись на спину и вытянув ноги под широкими хакама. Дзиро не искал одиночества, не стремился к нему, но было в этом чувстве – особенно после тренировки, когда еще не высохший пот исчезал со скоростью морского отлива, – какое-то очарование, благодаря которому он осознавал полноту своей силы как никогда отчетливо.
С другой стороны холма, под крутым склоном, раскинулся заводской район. Из труб валил густой дым, частично заслоняя современные офисные здания в отдалении.
Он ничего не ждал. Но, глядя в прозрачное небо с единственным ленивым, всклокоченным облаком, прислушиваясь к гулу промышленной зоны, на фоне которого иногда резко вскрикивали автомобильные клаксоны, предчувствовал приближение какого-то события. Он не знал еще, что именно произойдет, но предполагал, что ему отведена в грядущей истории некая героическая роль, хочет он того или нет. Фехтовальщики древности сказали бы, что он чувствует кровь.
Ружейный выстрел разорвал тишину, царапнув слух.
В ветвях послышался всплеск, крона зашумела, листья качнулись, и на землю рядом с ним упало что-то похожее на пухлый белый ридикюль. Он присмотрелся внимательнее и понял, что это голубь.
Птица билась на траве, из раненого крыла текла кровь, пачкая оперение. Дзиро осторожно взял голубя в руки и, осмотрев, заметил на подрагивающей лапке металлическое кольцо – это был голубь из университетской голубятни. Грудь птицы поднималась и опускалась, маленькая круглая голова беззвучно дергалась. Дзиро чувствовал ладонью трепет хрупкого тельца.
Он встал, решив отнести птицу в голубятню. Солнечный свет падал на него сквозь ветви деревьев. В одной руке Дзиро держал меч, в другой – голубя, прикрывая темно-синим рукавом его нежную красоту.
Зашелестела трава, и он увидел приближающихся пятерых или шестерых подростков. Эти непрошеные гости часто пробирались на территорию университета через дыру в заборе, что у дальнего подножия холма.
Вся компания была в джинсах, один держал на изготовку духовое ружье. Продравшись сквозь низкорослые заросли, они стали полукругом перед Дзиро и, недобро прищурившись, уставились на него.
– Это моя птица, отдай, – сказал парень с ружьем.
– Это университетский голубь, – ответил Дзиро. – А ты, как я понимаю, его подстрелил.
– Да. Я подстрелил, и теперь он мой. Отдавай голубя.
Щека у парня дергалась, грубоватый голос звучал не то нетерпеливо, не то подобострастно.
– Что значит «отдавай»? Это ты его должен вернуть. Нет?
– Чего?! – Парень направил ружье на Дзиро. – Я кому сказал, отдай! Не думай, что если ты студент, так тебе все можно!
– Давай стреляй. Стреляй в него, ну! – как-то вяло зашумели остальные подростки, сбившись в кучу.
Хотя они вели себя как малолетние хулиганы, Дзиро не чувствовал ни враждебности, ни ненависти с их стороны. Единственное, что определенно сквозило в этих подростках, всего на пару-тройку лет моложе его, – резкий, примитивный дух мальчишества. От поднявшейся из глубины его существа животной ярости у Дзиро потемнело в глазах. Но меч в его руке не шелохнулся.
– Ну, раз вы так просите… – Парень поднял дуло, целясь прямо в грудь Дзиро, и положил палец на спусковой крючок.
Тут меч взметнулся вперед и вверх, неожиданно преодолев большое расстояние, и резко ударил парня по запястью. Ружье упало на траву, а когда парень наклонился, чтобы его поднять, Дзиро воспользовался случаем, бесшумно очутился рядом и наступил на ствол, крепко прижав его к земле.
Парень отшатнулся. Его приятели, натыкаясь друг на друга, обратились в паническое бегство. Дзиро двинулся вперед, без напряжения, плавно скользя, как если бы на его пути не было никаких препятствий.
Осыпая его ругательствами, подростки спустились по склону холма и разбежались в разные стороны. Дзиро поднял ружье и швырнул им вслед. Кто-то из подростков заорал:
– Придурок! Испугался, а оно и незаряженное даже! – и, подхватив ружье, поспешил к дыре в заборе.
Дзиро смотрел, как они один за другим пролезали в дыру и, убегая по безлюдной улице в сторону заводского района, пропадали из виду.
Он вдруг заметил, что голова голубя, крепко зажатого в левой руке, безжизненно повисла. Спохватившись, он разжал пальцы. С неожиданной силой птица рванулась, оттолкнувшись от плотной ткани рукава когтями, и отчаянно взмахнула крыльями. Из раненого крыла брызнула кровь, попав Дзиро на щеку.
Но голубю не удалось подняться выше его лба. Мгновение Дзиро ошеломленно глядел на застывшую у него перед глазами гигантскую птицу, полностью застившую обзор, а затем голубя словно скрутило какой-то неведомой силой, масляным отливом сверкнуло на солнце, пробивающемся сквозь листву, его окровавленное оперение…